Изменить размер шрифта - +
Я прикладывал неимоверные усилия, чтобы поднять отяжелевшие, опустившиеся на глаза веки.

Вдруг сквозь небольшую щелочку собственных век я увидел двух буддийских монахов в ярко-оранжевых одеждах. Свет, исходивший от этих одежд, ослепил меня. Монахи просто проходили мимо. Я не успел разглядеть их лиц, только побритые наголо, смуглые головы.

Прямо передо мной что-то звякнуло. Всего в двух шагах лежали старые потертые четки. Я

попытался их поднять, дотянулся. Но словно бы какая-то сила держала меня у стены. Я попробовал еще раз и упал, распластавшись поперек тротуара.

Руки нащупали четки. И в то же самое мгновение перед моими глазами проскользнула чья-то рука. Кто-то пытался поднять эти четки вперед меня. Он даже наклонился для этого. Но поскольку я был первым, он тут же выпрямился и поспешил прочь.

Сжимая четки в руках, я поднялся сначала на четвереньки, потом сел на носки, держась пальцами за асфальт, наконец, встал и сделал несколько шагов. Яркие одежды монахов виднелись вдали. Собрав последние силы, я поспешил за ними. Хотел отдать эти четки…

Я видел, как монахи свернули за угол у Московского вокзала. Не знаю, сколько мне потребовалось времени, чтобы дойти до этого места. Но все впустую – монахи затерялись в привокзальной толпе, словно растворились в воздухе. Совершенно машинально я сунул четки себе в карман.

Данила рассказывал спокойно, даже буднично. Но в каждом его слове, в интонации, тембре и звуке голоса звучала такая внутренняя боль, что мне стало не по себе.

Я испытывал священный трепет перед этим человеком. Кто он? Что за странную историю он мне рассказывает?

Мы уже вышли из маршрутки, и Данила повел меня в кафетерий. Он заказал нам кофе, продолжая рассказывать…

Я не помню, как добрался до дома. Вошел в свою комнату. Мне было все так же плохо. Не раздеваясь, я рухнул на кровать и уснул. Сколько времени я провел в забытьи – не знаю.

Посреди ночи в коридоре моей коммунальной квартиры началась суета. Из-за двери доносились раздраженные, заспанные голоса соседей, хлопанье входных дверей. И еще чьи-то женские голоса. В мою дверь забарабанили.

– Даня, открывай! К тебе пришли! Совесть у тебя есть?! Четвертый час ночи! – кричала моя соседка.

– Черт, кого еще принесло?! Я никого не жду!

– Открывай, тебе говорят!

С трудом я поднялся с кровати, в потемках дошел до двери, включил большой свет и отпер. На пороге стояла Лариса, а рядом с ней пожилая монашка – вся в черном и с платком на голове.

– Господи, вы?! Чего вам от меня надо? Вы что, с ума сошли?! – я был вне себя от этой бесцеремонности.

Но мои соседи, вышедшие из своих комнат кто в нижнем белье, кто в ночных рубашках, продолжали недовольно галдеть. Мне пришлось впустить непрошенных гостей. Тем только того и надо было. Женщины быстро прошмыгнули в дверной проем и встали посредине моей комнаты. Я решил не обращать на них никакого внимания – постоят, если им так нужно, и уйдут. Пошел, сел на кровать, поставил локти на колени и закрыл лицо руками.

Молчание длилось несколько минут.

– Ну что – он? – спросила Лариса.

– Похож, – задумчиво ответила ее спутница и обратилась ко мне:

– Милок, а симметричные родимые пятна у тебя есть?

Я посмотрел прямо перед собой. Лариса с монашкой выглядели очень колоритно – они стояли на фоне петли, которая так и осталась висеть на своем месте после моего несостоявшегося повешения. Я расхохотался:

– Да, есть. Целых два!

– Раздевайся! – скомандовала монашка. Я чуть не подавился со смеху:

– Бить будете? – я продолжал покатываться.

– Смотреть будем! – отчеканила старуха.

– Давайте, надо раздеться, – деловито поддержала ее астролог.

Быстрый переход