— Мама права. Но ее муж умер около десяти лет назад, еще до твоего рождения. Прошло уже так много лет.

— Но Вайчуко же грустил о принцессе всю свою жизнь.

— Да, но он не был обязан это делать. Иногда лучше идти вперед, а не пребывать в прошлом, — сказал он. — Следует учиться у прошлого, но не оставаться в нем на всю жизнь.

— Что должна была выучить из прошлого сеньора Барака? — спросила Федерика, зевая.

— Что ей следует уделять больше времени своей собаке, а не оплакивать давно умершего мужа. Ты согласна? — засмеялся он.

— Да, — ответила Феде и закрыла глаза. Рамон наблюдал за тем, как она погружается в мир принцесс и волшебных бабочек. Ее пушистые длинные ресницы ловили свет из коридора, придавая неземную красоту благородным и искренним чертам ее утонченного лица. Он ощутил, как горло сдавил комок при мысли о том, что придется навсегда оставить ее. И хотя это и не ослабило его намерений, но сделало их выполнение более болезненным. Он наклонился и снова поцеловал ее в лоб, ощутив своими сухими губами шелковистость детской кожи. Вдыхая исходящий от нее аромат мыла и чистый запах волос, он испытал непреодолимое желание обнять свою дочь и защитить ее от жестокой реальности мира, которая могла привести только к разочарованию.

Прежде чем лечь в постель, он тихо прокрался в комнату Хэла, чтобы понаблюдать, как тот спит. Рамон не ощущал особой близости с сыном. Ребенку было всего четыре года, и он едва знал своего отца. Хэл был более привязан к матери, он не нуждался в нем так, как Федерика. Рамон смотрел на сына, который спал, засунув в рот палец и прижимая к себе игрушечного кролика. Малыш выглядел как настоящий ангелочек, уложенный в кровать самим Богом. Его кожа была безукоризненно гладкой, а выражение лица — безмятежным и удовлетворенным. Рамон провел загрубевшей рукой по волосам мальчика. Хэл зашевелился и изменил положение, но не проснулся. Рамон удалился из комнаты так же тихо, как и пришел.

Несмотря на то что ночь была теплой, в постели ощущался холод. Элен спала, свернувшись на боку, на самом краю кровати в стремлении избежать прикосновения к Рамону, который лежал на спине, уставившись в потолок, освещаемый холодным лунным светом. От безумной дневной интерлюдии не осталось и следа, потому что ни один из них этого не хотел. Элен сожалела о случившемся и заливалась краской стыда, вспоминая о минутной слабости. Она чувствовала его присутствие рядом не потому, что он шевелился — Рамон лежал тихо, — а из-за атмосферы, которая была настолько напряженной, что, казалось, между ними находится еще и некто третий. Она боялась пошевелиться или издать звук, поэтому сдерживала дыхание и лежала абсолютно недвижимо. Когда сон наконец одолел их, он был мучительным и поверхностным. Элен снился приезд в Корнуолл, где она никак не могла найти Польперро. Рамон во сне стоял на берегу, а Федерика тонула в море, и он не мог ничего сделать, чтобы ее спасти.

Глава 5

Проснувшись, Федерика расстроилась, увидев, что за окном клубится плотный и серый морской туман, застлавший солнечный свет и заставивший примолкнуть птиц. Было холодно и сыро. Мать всегда говорила ей, что морской туман притягивает к берегу тепло Сантьяго. Когда в столице становилось по-настоящему жарко, Вина скрывалась в дымчатой мгле. Федерика ненавидела туман, который действовал на нее угнетающе. Но через несколько мгновений она уже забыла об угрюмых небесах и положила на колени свою шкатулку с бабочкой. Она открыла ее, стала поворачивать в разные стороны, проводить пальцами по камням, довольная тем, что таинственный свет никуда не исчез и по-прежнему заставляет трепетать радужные крылья бабочки. Мать застала ее погруженной в мечты о магическом мире ее отца, находящемся где-то среди горных вершин Перу.