– Будешь выпендриваться – ещё и розги добавим, – чуть ли не с ненавистью выпалила охранница. – Так не хочется к Теням?

Я замотала головой. Ну кто в светлом уме пойдёт к этим кровососам? Этой ночью уже получила прививку от глупости и даже выяснила для себя кое что полезное. Но во второй раз на эту пытку не пойду. Хотя вряд ли кто будет меня действительно спрашивать.

– Тогда в камеру её, – сказала конвоир. – И на цепь!

Мои руки заломили за спину и повели к порталу.

– Стой! – прокричала вслед женщина в форме. – Сколько сегодня сделано?

– Девять с половиной.

– Почему с половиной?!

– Потому что мы не успели обрубить ветви.

– Хорошо. Не переживай за девчонок. У нас отличный лекарь.

Меня провели в портал, потом уже знакомой дорогой мимо умывальни в камеру. Руки и ноги зачем то сковали кандалами, привязав цепями к массивному кольцу в стене. Логику, конечно, я поняла: ни сесть, ни лечь не могла. Но что может быть хуже клетушки шириной в два три шага? Собственно, только неудобное положение в ней же. А впереди ещё ночь.

И о чём мне здесь сидеть и думать? О том, что нам элементарно не дали верёвок или канатов, чтобы можно было рассчитать и вероятнее всего направить ствол на желаемое место падения? Пила и топоры, конечно, зачарованные, но ведь не до такой же степени? Да и зачем мы нужны на такой бестолковой ручной работе?

Претензий к начальнику колонии у меня была масса. В справедливость после этих двух случаев уже не верится. Что остаётся делать?

Согласно той картине мира, которую я поняла из бесед со своими напарницами, эта колония – просто отстойник, где провинившимся дают время успокоиться. Потом допрос и суд. Неужели этап изоляции может быть настолько бесполезен? Или же инквизиция – хитрые лисы?

Шея, в полной мере ощущая на себе тяжёлый подавитель, чесалась. Не способствовала покою и сложившаяся ситуация: если руководство колонии возьмёт меня на карандаш – а оно уже взяло, не будь совсем дурное и тупоголовое – то следующий день мне покажется не особо сладостным. Душно. В камере сегодня, как назло, и вовсе не прохладно. От стен, конечно жар не шёл, но спёртый воздух стойко поселился в носу.

Ужин то принесут? Тоже неизвестно.

Девчонок жалко. Наверняка припечатало бревном так, что мало не показалось. Но лекарь должна вылечить. Как минимум, так сказала конвоир.

Мысли бродили по кругу. Тело затекло. Скованная в движении, я пыталась хоть немного размяться: пошевелить лопатками, плечами, бёдрами, шеей. Но липкое от пота тело вкупе с тяжёлыми кандалами сводило все мои старания на нет.

Незаметно для себя, погрузившись в безрадостные мысли, я задремала. Как и всегда в таких случаях, сон не принёс мне спокойствия. На этот раз смешалось всё: Марианна и Вилла, Солая и Курт, в какую то туманную беседу затесался даже Юнг. Сумбур был таким диким, что даже в дрёме я не знала, как реагировать на происходящее. Отупение и непонимание сводили с ума, хотелось убежать, но ноги становились ватными и непослушными, закричать тоже не получалось: будто кто то заблаговременно вырезал у меня в горле голосовые связки. Мерзотнейший сон, липкие, тяжёлые ощущения. В миг пробуждения я подпрыгнула, громко зазвенев металлическими цепями, причинив себе невыносимую боль от сковавших конечности, безжалостно обездвиживших тело кандалов.

Может быть, попытаться умыться? Только чем?

Повернув голову, я увидела, что на полочке двери стоит поднос с неизменным пузатым сосудом и миской амёбоподобной каши. Ужин, значит, я проспала. А что ночью то делать?

Хорошо, что эти идиоты на хвост умудрились ничего не присобачить. Мне стоило неимоверных усилий повернуться к двери и, балансируя, максимально к ней приблизиться.