Проколов, несмотря на столпотворение, не было. Аккредитационные карточки, с цветными фотографиями, выдали без всяких-яких. Сражаться с охраной тоже не пришлось: пресс-центровские столы установили прямо в фойе. Учли, учли прошлогодний опыт!

Коллеги на Российской студии подтвердили перегон. В гостиницу поселили без осложнений – молодая и уже уставшая от жизни женщина полистала допотопный журнал, нашла их фамилии и выдала ключи.

Савва, с удовольствием игравший роль усердного продюсера, тут же кинулся к телефону. Проверил, будет ли у них завтра и послезавтра автомобиль, составил график поездок и монтажей.

В субботу они поснимали предвыборную Москву. Выяснили, где будут в день выборов основные кандидаты. Больше делать было нечего, и все отправились ужинать в город.

Утром первой уехала Лизавета, ей выдали спецпропуск для съемок в школе на Осенней улице, где должны были голосовать российские верхи. Полдня она болталась там вместе с десятком других журналистов. Со всей громоздкой радио– и телевизионной аппаратурой они расположились в школьном коридоре и превратили стандартно оборудованный избирательный участок в своего рода восточный базар.

Как и положено, журналистам, во избежание неожиданностей, не сообщили, во сколько будет голосовать исполняющий обязанности, во сколько – мэр Москвы и когда посетит школу на Осенней улице семейство первого президента России. Поэтому они прибыли заблаговременно: первыми, в половине восьмого, – коллеги с Независимого канала, потом, спустя полчаса, – все остальные счастливцы, сумевшие заполучить спецаккредитации.

Поскольку в одном микрорайоне с властью проживала и оппозиция, как демократическая, так и ортодоксальная, то журналисты рассчитывали на богатый улов. Пока же сидели – кто на полу вдоль стен, кто на скамейках, поставленных для престарелых и ослабленных избирателей, – и судачили.

Судачат журналисты всего мира об одном и том же. О видах на политический урожай, о перестановках внутри телестудий, о поведении великих мира сего во время интервью и о капризах техники. Наконец появлялся очередной «клиент». О его прибытии по беспроволочному репортерскому телеграфу предупреждали заранее, и журналистский народ, суетясь, выстраивался с камерами, пушками, журавлями и ручными микрофонами. В эти минуты каждый воевал за себя и свою бригаду, а потом все возвращались к мирной жизни и охотно делились слухами, пивом, пепси-колой, пирожками и сигаретами.

День был сумбурный и удачный. К пяти все вернулись на Российское телевидение. Савва, сидевший в тылу и следивший за сообщениями агентств, вручил вернувшимся коллегам информационные подборки. Саша отправился к себе в комнату писать текст. Лизавета осталась в шумной редакции «Российских новостей» – притулилась у стола, отведенного гостям.

Отписавшись и смонтировав репортажи, отправились ужинать. Операторы, уже сытые и умиротворенные, выглядели особенно отдохнувшими, старик Ромуальд даже поспать успел. Потом перегнали сюжеты в Петербург. Затем мальчики хором закричали, что пора ехать в парламентский центр. Лизавета и Славик возражали – в декабре реальная жизнь в бетонно-стеклянном дворце на Цветном бульваре начиналась после полуночи.

– Ребята, там сейчас всего полтора землекопа из особо усердных. Да еще гиганты разворачивают аппаратуру. Делать в центре абсолютно нечего!

– Мы в тот раз приехали сразу после десяти вечера, и то почти никого еще не было, – флегматично поддержал Лизавету Славик Гайский.

Ромуальд Борисович склонялся на их сторону, но молодость и энтузиазм победили.

– Я устала, мне надо привести себя в порядок, не хочется болтаться там без толку, – заупрямилась Лизавета.