Так же говорили, что он приезжал по решению братвинского сходняка, чтобы ёбнуть запустившего лапу в общак Сеты-ага. Если так, то он изначально знал, что восстание обречено и его раскрутят.
И чтобы не что не помешало этой миссии, вошел во временный союз с Дядей.
Хотя, с каждым днём появляются все новые и новые версии событий. Но истинную правду, как и истинную правду о любой революции или перевороте, удавшегося ли или неудавшегося всегда знают немногие, а в нашем случае только трое — Бурят, Дядя и крышевавший Дядю офицер из ташкентского СНБ.
Самого же Худого Косыма не уволили, даже не перевели в другое учреждение.
Просто поменяли должность. Они не смогли доказать его причастность к большой катке и единственное, что ему предъявили — халатное отношение к дежурству, так как беспорядки вспыхнули именно в его смену.
Поэтому и наказывать сильно не стали. Просто назначили начальником спецчасти. А для человека дядиного масштаба, это просто была могила.
После практически тотального контроля над жизнью зоны и львиной доли её теневой экономики, он стал стеречь архив с личными делами зэка и вычислять, сколько кому осталось срока. Без права захода на жилую зону. Это был конец.
Но самая поганая новость была в том, что за сорок минут до начала штурма зоны, позади библиотеки кто-то подрезал Булку.
Его схватили сзади рукой за горло и вогнали заточку в левую почку.
Наверно ту самую заточку, которую я вынес в зону для этого негодяя Дончика. Будь оно все проклято. Я вынес нож, которым зарезали моего друга. Пусть в зоне нет настоящих друзей. Пусть он был стукач и мразь, как и я впрочем. Все равно я ненавижу тех, кто сунул ему в спину штыря.
Зона-то тогда была воровской, по-настоящему воровской, что же эти твари повелись глянуть ему в лицо? В спину… Если мне подвернётся возможность сделать гадость блатным я обязательно её сделаю. Давить их буду при каждой возможности. Пока они не вгонят заточку в меня или не передохнут сами.
Олежка, удивлённо хлопая глазами сам дотопал до санчасти оставляя неровную цепочку кровяных клякс на асфальте папского плаца.
Его вывезли в районную больницу за час до начала омоновского штурма.
Больше я никогда ничего о нем не слышал.
События теперь приобрели сверхсветовую скорость. По дороге с работы, на правах эксперимента я взлетаю вверх по движущемуся вниз эскалатору.
Хоть бы пот прошиб. Ни хуя! Свеж и бодр!
Хватаю два фанфуря Солутана на Лубянской площади, это же сокровище — четырнадцать кубов винта можно сделать, и в следующую секунду я уже ломлюсь в артурову дверь на Тульской. Винт — это машина времени.
— Ты что, совсем офонарел? Нет, нет, нет и ещё раз нет! Нельзя!
— Артур, ну не крути задницей. Половина — Паркетчику. Половина половины тебе! Согласен? А?
— Ты сдохнуть захотел? Пожалуйста! Только без меня, ладно? Ты ведь до сих пор еще кайфуеешь, пойми! Куда тебе ещё! После того броска организм будет восстанавливаться минимум неделю. Если не две! Вот представь теперь — сегодня мы опять врежемся, это значит ещё на сутки уйдём с орбиты. Ещё сутки — ничего не жрать, не спать.
А знаешь какой будет отходняк? Людей с петли вытаскивали, с петли!! Депресняк такой будет, жить не захочешь. Успокойся, хорошо.
Спрячь Салют. Через дней десять замутим.
— Артурик, я уже и Стаса пригласил. Стас завтра из Питера приедет!
— Ты ещё и его хочешь подсадить? Господи, что же я наделал, прости меня Господи!
— Да не ёрничай ты!
— Убирайся вон отсюда! Слышишь! Вон! Не каплю теперь через меня не получишь, понял?
— Иди нахуй, скотина!
— Погоди, погоди, послушай! Через несколько часов у тебя начнётся отходняк. Вот возьми колеса-сонники. |