Я так возбудился, что вскочив на ноги начал бегать перед Бибиком и Булкой.

— А Пилат! Ведь он же почти все сделал, чтобы спасти Га-ноцри. Государственного преступника сказавшего: «- что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдёт в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.»

И это человеку, который власти самой был воплощением. Как вот Бурят этот, швырнул в министра стулом у того же в кабинете, а? Дух надо иметь! Чтобы под власть не прогнуться.

А вот не пошёл до конца Пилат. То ли за себя убоялся, то ли за державу Римскую и её интересы стоял горой, а прогнулся в тяжёлый момент. Как и я прогнулся, и ты, Олежка, и Бибиков, когда подписки разным дядям давали. Так то. У всех вон теперь праздник, революция, а мы тут, блин, как три мушкетёра гасимся. В белом плаще с кровавым подбоем…

Вот тебе, друг, Мастер и Маргарита. Книжка-то и про нас и про всех, оказывается.

Вот моя Вероника…

— Да заел ты уже Вероникой своей. Вон смотри — Сеты-ага понесли.

Сейчас из него самого веронику будут делать или маргариту.

Мы замираем на крыше и наблюдаем, как толпа человек из пятнадцати выволокла из серединского барака самого Сеты-ага, и быстро тащит его на середину плаца на поднятых вверх руках. Это напоминает мусульманские похороны. Вроде нельзя глумиться, но не сдержусь — по шариату покойного надо захоронить до заката солнца. Поэтому иногда это выглядит приблизительного так: родственники поднимают носилки с прахом и во всю прыть устремляются на кладбище бегом. Как спринтеры.

Именно так и выволокли на плац сейчас папского положенца. Того самого при котором стали говорить про папскую зону — «Пап как галоши, снаружи чёрный, а внутри красный». И вынесли те же люди, что и лизали ему пятки пару дней назад.

В толпе вдруг кто-то кричит: «Ааллаху акбар» и вот Сеты уже пинает сейчас на плацу добрая половина зоны. Положенец мешком валяется у них в ногах и пытается закрыть жирное лицо.

Неподалёку в инвалидной коляске сидит и курит Пэлл Мэлл Бурят.

Изрядно попинав экс-положенца папской зоны, толпа волоком тащит его и швыряет к ногам нового царя.

Бурят поднимает за волосы окровавленную башку Сеты-ага, и, достав из нагрудного кармана лезвие, быстро проводит им через всю рожу положенца.

Блядский шрам. Теперь у Сеты на всю жизнь останется малява на морде «Я сука».

Теперь «не ему» канать по жизни.

В зоне устанавливается настоящий воровской ход. Бурят меняет всех барачных и восстанавливает в правах, всех репрессированных режимом Сеты блатных. Зона выдвигает четыре основных требования — включать в бане на жилой горячую воду на каждый день, сделать субботу выходным днём, позволить братве заходить в изолятор и запретить зам по РОРу Имомову входить в зону. Совсем. Вот так. А иначе — голодовка.

Нетронутую баланду вывозят из зоны на тракторе. То-то будет праздник у ментовских коров и барашков.

На роже шеф-повара промзоны написан испуг. Если так исхуячили положенца, то нам, скорее всего совсем уже крышка.

Пощады ждать не приходится. Все что у нас есть это ещё одна бутылка портвейна, сигареты, пара бибиковских сэндвичей и куча шлакоблоков.

Вполне можно разгуляться.

Сутки — двое продержимся.

Глава 12 Пьеро

У ветерана системы Булки своя теория.