Вот именно, могли бы и надежнее свои файлы запрятать. Я совершенно не ожидала такого количества информации об ИТАКСе. Они, видать, не думали, что малограмотная мутантка-малолетка в их систему влезет.

Надж быстро просматривает страницу за страницей, а я слежу за минутной стрелкой на часах, готовая тащить всех к следующей, заключительной части сегодняшней шарады.

— Как вы думаете, — Надж внезапно прекращает и читать, и печатать и застывает на стуле, — как, по-вашему, мог сюда Джеб заявиться? Мне кажется, я его чувствую.

От ее слов мне становится не по себе, и я ее резко обрываю:

— При чем тут Джеб? Он никакого отношения к ИТАКСу не имеет.

— Макс, я же говорю, что я его чувствую. Он тут точно был. Или, в крайнем случае, про него есть информация в этих ИТАКСовых файлах. А значит, и про нас тоже.

Ее руки снова взлетают на клавиатуру. Почему-то это меня ужасно раздражает:

— Что ты там делаешь? Не вздумай вносить изменения в программу.

Буркнув на Надж, быстро отворачиваюсь проверить, что делают остальные. Газман и Игги сидят под столом и что-то там изучают. Клык стоит у двери. Рядом с ним на стуле неподвижно сидит с закрытыми глазами Ангел, а возле нее ее блохастое чучело. Нашла, когда спать! Не успела я это подумать, как она очнулась и в упор на меня уставилась. Эта девчонка ужасно действует мне на нервы, но я все равно ей улыбаюсь.

— Боже мой, Боже мой, — шепчет Надж, снова глядя, как экран заполняется текстом. — Смотрите, смотрите. Нахмурившись, наблюдаю, как перед нами снова одна за другой ползут страницы документов. На последней из них фотка младенца с белым больничным браслетом на запястье. На браслете напечатано: «Я девочка. Меня зовут …» А дальше от руки вписано «Моник».

— Это я! Это моя фотография. — Надж чуть ли не кричит от возбуждения. С чего она только это взяла — не пойму. А она все продолжает просматривать страницу за страницей и останавливается на разделе с чертежами, схемами и диаграммами. Приглядевшись, понимаю, что она изучает план своей рекомбинации, план прививки птичьего генома на ДНК человеческого младенца.

— Макс, Макс, смотри. — И она тыкает пальцем туда, где внизу страницы красуется подпись Джеба Батчелдера.

— Макс, Клык, я глазам своим не верю. Клык, посмотри хоть ты.

Клык подходит и молча читает. Мне хорошо видно, как у него от гнева сужаются зрачки.

Ума не приложу, откуда Джеб взялся в этих ИТАКСовых файлах. И вообще, нам по плану предполагается найти информацию об ИТАКСе и всех его прегрешениях перед человечеством, а отнюдь не про генетические исследования в школе.

Надж нажала на ссылку, и на экран выскочило окошечко показа фильма. В заголовке стоит: «Родители. Два дня спустя». Начинается мутный клип. Черная пара. Женщина плачет, лицо мужчины перекошено. Женщина причитает:

— Моя малышка. Мы назвали ее Моник… Кто отнял у меня мою девочку! Если вы знаете что-нибудь про мою крошку, прошу вас, верните ее мне. В ней смысл моей жизни. — Она плачет и больше не произносит ни слова.

Для нас все это явно не предназначено. Нам положено наткнуться на файлы об экологическом загрязнении планеты, о загрязнении окружающей среды, об эксплуатации детского труда и т. п. и т. д. Но самое интересное, что мне от находок Надж не оторваться. Я, помимо собственной воли, включаюсь в распутывание этого клубка:

— Ничего не понимаю. Мы же всего несколько страниц назад видели формы согласия родителей?

Надж молча хлюпнула носом и пролистала пару страниц назад. Вот и форма. Внизу подписи обоих родителей, дающие разрешение некоему Роланду тер Борчту на «проведение ребенку процедур».