Родственников-мужчин у них не имелось, на фабрике у Фаины работали только девушки или разведенки, а с друзьями не сложилось. Наверное, поэтому уже в двенадцать лет Зинка начала проявлять интерес к мальчикам. Она сама поцеловала одноклассника Женьку, когда тот открыл перед нею тяжелую дверь в школу. Не то чтобы он ей нравился, но очень захотелось пережить запретное ощущение. Ей понравилось.

А потом понеслось-поехало. В восьмом классе, в четырнадцать лет, Зинка узнала, что такое близость с мужчиной. Мужчиной оказался парень на год ее старше. Повезло, что он учился в другой школе, к тому же был литовцем и не отличался особой болтливостью. О том, чтобы не «залететь», думал именно он. Зинка настолько увлекалась «процессом любви», что не сразу приходила в себя после яркого окончания.

Жили Зинка с Фаиной в старом районе Вильнюса в убогой и неухоженной квартире.

Выбитое стекло на кухне заменили фанерой, и не только потому, что денег катастрофически не хватало – так было проще. От женщин не требовалось никаких усилий – ни стекло покупать, ни стекольщика искать, ни за работу ему платить.

На кухне стояла семейная реликвия – эмалированная полукруглая ванна на бронзовых ножках, оставшаяся от богатых литовцев, у которых когда-то была шикарная восьмикомнатная квартира. С приходом советской власти одну квартиру поделили на пять квартирушек, и в самой неказистой из них, однокомнатной, оказалась эта самая ванна.

Фаина принесла с работы, вернее утащила, кусок прорезиненной темно-синей ткани и завесила угол в кухне, отделив ванную. Это был первый и последний опыт улучшения их жилища.

Глава 2

Вся жизнь семьи, как и у большинства людей того времени, протекала на кухне, среди старой мебели, шкафов, забитых пакетами с крупами и множеством пыльных банок – пустых или с консервированными огурцами-помидорами. Телевизора у них не было до семидесятых годов, и Зинка скучала, старалась не сидеть дома, все чаще болталась по улице.

Фаина много работала, стояла в очередях за продуктами, перешивала старые платья, готовила на скорую руку. Из-за хронической занятости она проглядела, что дочь забеременела.

После пневмонии Зинка пошла в районную поликлинику продлевать школьную справку. Отсидела огромную очередь к терапевту среди бабок и старичков, с ужасом прислушиваясь к рассказам об их болезнях, названия и симптомы которых они произносили с особым удовольствием. После узнала от терапевта о новых болезнях, которые еще ждут ее саму. Терапевту, пожилой женщине, пухленькую, аппетитную Зинку было не жалко, и она назначила ей кучу антибиотиков и послала ее на флюорографию.

Рентгеновский кабинет освещался тусклой красной лампой. Стоя между какими-то агрегатами, сдавившими ее так, что дышать было почти невозможно, Зинка честно пыталась выполнять приказы, которые отдавал полнеющий мужчина лет сорока – высокий, с усами, в очках с золоченой оправой, с крепкими руками.

– Дыши, девушка-красавица, не дыши…

Рентгенолога звали Моня. Стоматологи, рентгенологи и гинекологи чаще всего были и есть евреи. Профессии не самые приятные, зато полезные, и твердая копейка всегда в кармане.

Моня сконцентрировал свое внимание на обнаженной Зинкиной груди с розовыми сосками и возбудился так, как у него не случалось лет пять… А все остальное произошло молниеносно. За рентгеновским аппаратом последовала простая кушетка. Зинка не сопротивлялась – это ей нравилось намного больше, чем быть зажатой между частями бездушной рентгенотехники.

Моня был женат, у него росло трое детей. Он работал на две ставки, целыми днями не выходил из поликлиники, чтобы прокормить семью, но при этом оставался бабником. В поликлинике романов не заводил, опасался, а с пациентками – случалось, баловался.

Отдышавшись после секса, Моня застегнул штаны, запахнул белый халат и сел на кушетку, рядом с Зинкой.