— Разумеется, ваше превосходительство.

И действительно, в тот же день заявление музея составлено, а на следующий уже передано паше. Теперь Шлиману надо запастись терпением. Как ужасна эта необходимость ждать! Особенно когда ты не уверен, оправдана ли она. Нужно обрести эту уверенность!

И вот Шлиман, открывший так много забытых мест гомеровского мира, поздним вечером тайно покидает Гераклион. Ночью здесь не приходится опасаться, что за ним кто-то станет следить. Луна ярко освещает все вокруг. Наконец-то он на этом столь желанном и запретном холме! «Дворец имеет в длину пятьдесят пять метров, — записывает он, — а в ширину сорок три и три десятых. На западе местность опускается под углом в двадцать пять градусов». Это существенно облегчает задачу. Шлиман подсчитывает: с сотней рабочих он сможет откопать все за неделю.

Шлиман возвращается в Геракл ион. Поспав час, выпивает чашку черного кофе и отправляется с визитом к кое-кому из политиков, которые могут быть ему полезны.

— Вы основательно заблуждаетесь, доктор Шлиман, — говорит ему один из них, грек по национальности, — вы могли бы не утруждать себя визитом к генерал-губернатору. У нас на Крите имеют влияние две партии, и только от них зависит, будет ли вам дано разрешение или нет. Одна из партий поощряет все раскопки, но она в меньшинстве. Нас больше, и мы сильнее, но мы изо всех сил противимся каким бы то ни было раскопкам, потому что мы греки.

— Именно как греки вы должны были бы проявлять самый живой интерес к моей работе!

— Мы и проявляем, можете не сомневаться, и в другое время мы поддержали бы вас. Но сейчас мы против. Это другое время настанет, когда мы избавимся от турок, обретем независимость или воссоединимся с Грецией. Но пока Крит в руках турок, мы не уверены, что вырытые памятники старины будут в сохранности; с теми же, что в земле, ничего не случится. Никто — ни генерал-губернатор, ни сам великий визирь — не может гарантировать, что мы сохраним те сокровища, которые вы найдете. Самое торжественное обещание может быть тут же нарушено, н наши коллекции под покровом ночи перекочуют в Константинополь. Возможно и другое: никто, и я в том числе, не может поручиться, что рано или поздно дело не дойдет до волнений, до восстания. Чем ответят турки? Они разрушат наш музей в Геракл ионе, чтобы ранить нас в самое сердце: ведь они отлично знают, как мы им дорожим. Вот как обстоят дела, доктор Шлиман. Мне, очевидно, нет надобности говорить, что сказанное здесь должно остаться между нами. Но я должен был открыть вам всю правду: ведь вы оказали моему народу столько благодеяний! Могу дать вам лишь один совет: подождите, пока наступят иные времена. Быть может, ждать уже недолго. И тогда вы будете у нас самым желанным гостем!

Крит — вулканический остров. Неспокойны его недра, бурен, как вулкан, темперамент его жителей. Историки разных эпох сообщают о сильных землетрясениях, которым то и дело подвергался остров; города его и жилища обращались в развалины.

Но не только жилища и города превращает в прах своим трезубцем Посейдон. Иногда рушатся, как карточный домик, самые прекрасные и обстоятельные планы.

Еще в августе Шлиман с восторгом сообщает Вирхову, своему вновь обретенному другу: «В сентябре мы начинаем раскопки на Крите!» Он пишет ему из Парижа, куда приехал на Всемирную выставку.

А в сентябре весь остров — от Гераклиона до Феста, от Ситни до Кании — пылает в огне восстания. Теперь уже ехать на Крит Шлиман не может.

 Книга седьмая. ОДИССЕЙ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДОМОЙ

Здесь твой супруг Одиссей, домой он вернулся, хоть поздно.

«Одиссея», XXIII, 7

Глава первая. Корабль феаков

В радость пришел Одиссей многостойкий, когда вдруг увидел

Край свой родной.