|
Вы ведь можете приобрести его у любого фотографа. Я буду носить этот портрет в бумажнике и тем самым избегу опасности взять в жены кого-нибудь, кроме гречанки. Но если вы сможете прислать мне сразу портрет девушки, которую мне предназначаете, то тем лучше. Умоляю вас, найдите мне жену с таким же ангельским характером, как у вашей замужней сестры. Пусть она будет бедной, но образованной. Она должна восторженно любнть Гомера и стремиться к возрождению нашей любимой Греции. Для меня неважно, знает ли она иностранные языки. Но она должна быть греческого типа, иметь черные волосы и быть по возможности красивой. Но мое первое условие — доброе и любящее сердце. Может быть, вам знакома какая-нибудь сирота, дочь ученого, вынужденная служить гувернанткой, обладающая нужными мне качествами? Друг мой, я открываю перед вами сердце, как на исповеди. Кроме вас, у меня нет никого на свете, кому бы я мог доверить тайну своей души».
Архиепископ Вимпос знает Шлимана тринадцать лет и поэтому понимает это на редкость странное письмо. Он не смеется над чрезмерными, вызывающими недоумение требованиями, он слышит только вопль измученной души, жаждущей покоя, видит тоску по скромному человеческому счастью. Вимпос некоторое время размышляет, потом удовлетворенно кивает головой и идет к своей двоюродной сестре. Муж ее, Георгиос Энгастроменос, торговец сукнами, неосмотрительно поручившись за друга, потерял все свое состояние, за исключением дома в городе и небольшой загородной виллы. Вимпос объясняет сестре, чего он хочет. — Я думаю, — заканчивает он, — что Софья могла бы подойти. Она самая красивая и умная из твоих дочерей. В таком случае ей не пришлось бы сдавать экзаменов и становиться учительницей. — Но ведь ей недавно исполнилось семнадцать, а твой друг намного старше. — Не очень, всего лишь на тридцать лет и шесть дней. — Вполне достаточно, я полагаю. Ты думаешь, из этого может что-нибудь получиться? Нет, невозможно. У Софьи нет ни одного красивого платья, в котором бы она могла сфотографироваться. — Вы, женщины, ужасно непрактичны, — упрекает ее архиепископ. — Надень-ка на Софью новое платье сестры и отведи ее сегодня же к фотографу. Теоклегос Внмпос — порядочный человек: он посылает Шлиману портреты нескольких девушек, а не только своей племянницы. Но тот, лишь мельком посмотрев на остальные портреты, с первого же взгляда выбирает Софыо. Он тут же, в Индианаполисе, велит размножить ее фотографию, чтобы его сестры могли составить о ней мнение. В июле он приезжает в Афины и без предупреждения направляется в загородную виллу Энгастроменосов. Он тихо открывает садовую калитку и идет к дому. Солнце клонится к закату. В глубине сада — ослепительно белая часовенка. Вокруг нее с цветами и ветками в руках порхает стайка молоденьких девушек. Одна из них в белом платье, из которого она уже несколько выросла, стоит на табуретке. Две другие подают ей гирлянду, чтобы прикрепить к крыше. Вдруг под чьей-то ногой скрипнул камень, там стоит незнакомец. — Софья, твой жених из Америки! — восклицает кто-то. Девушка в белом соскакивает с табуретки и бросается сквозь кусты к дому. Забытой лежит на песке гирлянда. Потом все торжественно н чинно сидят в гостиной: страшно смущенная пунцовая Софья, ее отец и мать, братья, сестры и вдобавок куча кузин. Подают вино и пирог. Из всех присутствующих только один держится непринужденно и естественно — Генрих Шлиман. В конце концов ему удается рассказами о своих путешествиях разбить лед. Продолжая говорить, он то и дело задает Софье короткие вопросы: — Вам очень хочется совершить длительное путешествие? — Когда император Адриан явился в Афины? — Что вы знаете на память из Гомера? Софья отвечает запинаясь, голос ее едва слышен, но все ответы правильны. |
