«А где доказательства?» — спросит строгий историк. В том-то и беда, что прямых, неопровержимых доказательств нет, да, пожалуй, и быть не может.

К сожалению, не все в истории может быть подтверждено документами. Ничего не поделаешь. Секретные разговоры ведь не записывали. Наоборот, принимали все меры, чтобы их никто не подслушал. И письменно таких распоряжений, разумеется, не давали.

Но если сделать некоторые предположения и допущения — вполне вероятные и обоснованные! — многое станет понятным.

Литератору это предпринять свободней, чем историку. Попытаться понять, догадаться: какие психологические мотивы заставляли людей совершать поступки, кажущиеся историкам загадочными и странными?

И эти предположения, которые я постараюсь убедительно обосновать, многое разъясняют. И прежде всего — зачем, например, вдруг приехали в воскресенье четвертого июля в Шлиссельбургскую крепость странные гости — капитан полка канцелярии от строений Загряшский, подпоручик того же полка князь Чефаридзев, сенатский регистратор Бессонов и какой-то купец Шелудяков? И почему начальник караула подпоручик Мирович приветливо и тепло их встретил и впустил в секретную, тщательно охраняемую крепость, даже не спросив разрешения коменданта…

Этот визит — одно из самых загадочных событий во всей этой темной истории.

На допросах все участники его потом путались и так и не смогли убедительно объяснить, зачем канцелярист Бессонов с приятелями приехали в Шлиссельбург именно в этот день, почему начальник караула подпоручик Мирович открыл им ворота крепости, где в такой строжайшей тайне содержался секретнейший арестант, а комендант ее, вместо того чтобы наказать его и поскорее выдворить непрошеных гостей, пригласил всех к себе в дом и угостил вкусным обедом с обильной выпивкой.

На допросах Мирович станет говорить, будто впустил в крепость гостей, дескать, потому, что «один из них ему известен, потому, что дело это (имеются в виду прошения Мировича) через его руки шло, а имени его он не знает…».

С князем Чефаридзевым Мирович тоже знаком, но не сразу признается, что видел его прежде «в операх и маскерадах, а также в канцелярии действительного статского советника Теплова».

Опять Теплов! Всюду Теплов.

Комендант же Бередников скажет, что, придя к обедне, увидел в церкви незнакомых людей. Он подождал, пока обедня кончится, и только тогда якобы стал их расспрашивать, кто они и откуда взялись в крепости.

Тот, которого Мирович называл своим знакомым, объявил, что «он сенатский регистратор Бессонов, состоит при Теплове, а прочие трое — его приятели и все они приехали не для чего иного, как чтобы в церкви богу помолиться».

После этого комендант, вместо того чтобы поскорее выдворить незваных гостей из крепости, вдруг приглашает их к себе отобедать вместе с Мировичем.

Теплов вместе с Паниным был прямым начальником Бередникова. Но все равно — маловато резонов для того, чтобы открывать ворота такой крепости перед сомнительными гостями, пожелавшими, видите ли, именно здесь богу помолиться.

Однако и следователей и судей эти объяснения вполне удовлетворят. Участников этого примечательного обеда донимать вопросами не станут. Может, опасались, как бы они не наговорили лишнего?

А что, если…

Все в этой загадочной истории проясняется, если допустить, что заговор Мировича был не просто его вздорной затеей, а хитро задуманной и ловко осуществленной провокацией.

Подготовил ее скорее всего Теплов с благословения Панина, чтобы дать возможность Власьеву и Чекину, выполняя секретнейший приказ, при нарочно подстроенной попытке освободить его, убить Ивана Антоновича и тем самым наконец развязать руки Екатерине II, естественно, рассчитывая в дальнейшем пользоваться ее благодарностью. И Мирович был выбран просто орудием для достижения этой цели, служил марионеткой в их руках, тоже, разумеется, обнадеженный не только обещанием полного прощения, но и щедрого вознаграждения.