– Нет, – возразил гость, взял свой портфель, открыл и вытащил лист пергамента, – вот он.

Мы с Димоном одновременно уставились на лист.

– Договор, – прочитала я, – составлен Вельзевулом и Владимиром Сиракузовым, душа которого отойдет в ад через тридцать лет после подписания сего документа. Продавец души получит богатство, счастье и исполнение всех своих желаний. Дата, печать круглая черная, с черепами, костями, какими-то чудовищами и пятно крови. Дурацкая шутка! Надо найти того, кто решил вас напугать!

– Поэтому я и приехал, – сказал Владимир. – В детстве и юности я начитался всяких оккультных книг, в голове полный компот получился. Потом повзрослел и понял: чертей не существует. Это сказки для дураков. Кстати! Я не пью! Совсем! Не употребляю алкоголь вообще. И сейчас понимаю: никто ко мне в юности не являлся, от температуры бред начался. Только и всего. А этот договор чья-то идиотская шутка! Хотя подпись очень на мою похожа. Но вы же понимаете, что есть умельцы, которые вам подпись Тутанхамона скопируют. Не знаю, правда, как он свои указы скреплял и умел ли писать.

– Здесь есть кровь, – сказал Димон, – если дадите нам образец своей, мы выясним, чей биоматериал на пергаменте.

Владимир мигом закатал рукав.

– Да, пожалуйста. Качайте сколько хотите.

– У вас есть враги? – спросила я, пока Димон звонил в лабораторию.

– Конечно, – усмехнулся Сиракузов, – каждый, кто поднял даже маленький бизнес, может похвастаться армией здоровенных, розовощеких недругов, которые хотят с чавканьем сожрать того, кто вылез из дерьма и сидит на скале, глядя, как «доброжелатели» в сточной канаве барахтаются.

– Мама, положи мне омлет!

– Понравился? – крикнула из зоны кухни свекровь. – Извини, дорогой, но больше нет. Съешь творог.

– Терпеть не могу молочное на завтрак! В особенности творог и сметану! Хочу омлета, – закапризничал Иван. – Ты его только для Тани пожарила?

Ирина Леонидовна подбежала к столу.

– Конечно, нет, всем дала по большому куску. Танюша, садись.

– У меня на тарелке ничего нет, – протянул муж.

– Возьми мою порцию, – предложила я, – с удовольствием съем творог.

– Вот уж не предполагала, что ты попросишь добавки, – расстроилась Рина, – всегда говоришь: мне много яиц не надо, потом желудок ноет, не больше двух, пожалуйста. Мне-то не жалко и десяток на сковородку разбить.

Иван сел.

– Мама, передо мной стоит пустая тарелка.

– Вот-вот, – кивнула Рина, – поэтому я и изумляюсь. Не успела положить омлетик, отошла на секунду, а ты… ам! И нету!

Иван Никифорович вздохнул:

– Я только сейчас сел за стол.

– Да, – подтвердила я, – Иван опередил меня на несколько секунд.

Рина заморгала. Мой муж засмеялся:

– Начинаем оперативно-следственные мероприятия. Осматриваю место преступления. На тарелке ничего нет, зато остался масляный след. И о чем он свидетельствует?

– Омлет на ней был, – подсказала я.

– Вилка и нож идеально чистые, – продолжил супруг.

– Значит, ими не пользовались, – сделала я вывод. – Милый, ты, конечно, мог слопать омлет прямо с тарелки без помощи столовых приборов, но внутренний голос мне подсказывает: навряд ли ты так поступил. Задаем вопрос: кто обожает яйца, молоко? Кому врач запретил их есть? Кто не берет в лапы ложку, вилку, нож?

– Кот! – подпрыгнула Рина.