Когда прибыл сэр Александр, они вновь произвели раскопки могилы. При свете фонаря лорд-камергер наблюдал за ними. Он приказал открыть гроб и удовлетворился, когда эксперты подтвердили, что останки принадлежат женщине. Но как только комиссия уехала, хитрые бьюкениты снова вынули гроб Матушки и захоронили его под той же кухней на ферме. Там он и оставался на протяжении многих лет.

К концу века лидеры движения, прежде всего преподобный Хью Уайт, не выдержали давления и уехали в Америку. Некоторые бьюкениты переселились в Гэллоуэй, в девятимильную полосу Крокетфорда. Недовольство общества против сектантов постепенно улеглось. Остатки общины состояли из солидных фермеров и ткачей. Их женщины первыми ввели в употребление в Гэллоуэе двуручное прядильное колесо. И они неплохо на этом заработали. Среди этих бьюкенитов был и такой давний ревнитель учения, как Эндрю Иннес, теперь уже старик. Он единственный по-прежнему был фанатически предан памяти той женщины, которая для него была Гласом Божиим. Он вызывает искреннюю жалость. Каким бы глупцом ни был Эндрю Иннес, какими бы гротескными ни были эпизоды истории секты, в которых он принимал непосредственное участие, есть нечто от величественной трагедии в том, как старик присматривал за останками пророчицы и верил без сомнений и колебаний, даже когда все остальные верить перестали, что наступит момент, и она исполнит обещание и укажет его слабым, иссохшим ногам тропу к вечной жизни.

С упорством и хитроумием, свойственным старым людям, он сумел перенести ее мощи из Дамфрисшира в Гэллоуэй. К тому времени они напоминали останки Рамсеса или Аменхотепа. Есть свидетельства тех, кто видел ее тело несколько позже, что оно походило на сухую коричневую мумию.

Эндрю держал ее в кухонном шкафу, на верхнем этаже Нового дома в Крокетфорде. Затем, по какой-то загадочной, на первый взгляд, причине, он выстроил нечто вроде домика для мумии снаружи. Это была односкатная пристройка-навес с восточной стороны дома, напротив очага, для любого стороннего наблюдателя она могла показаться обычным строением для хранения садового инвентаря. Однако там имелось тайное отверстие у самого очага, которое сообщалось с пристройкой. Эндрю обычно спал в комнате, где был очаг, который горел и зимой, и летом, причем с очень странной целью. Дважды в день Иннес нагревал на очаге одеяло и просовывал его в отверстие в стене, которое вело в погребальную камеру. Затем выходил наружу, заходил в пристройку и расправлял одеяло так, чтобы оно накрывало гроб миссис Бьюкен. Не очень ясно, зачем он совершал столь диковинный ритуал. Возможно, он придерживался смутного соображения о необходимости согревания реликвий, дабы они оставались способны вернуться к жизни, или считал, что тело так лучше сохранится и послужит Матушке, когда она явится, чтобы отвести его на небеса.

Эндрю постоянно подсчитывал годы до величайшего дня его долгой жизни — пятой годовщины со дня смерти миссис Бьюкен и ее обещанного возвращения. Наступило 29 марта 1841 года. Старый Эндрю совершал тайные приготовления к восшествию на небеса. Он послал за соседом, передал ему целую кучу золота — все свои сбережения, ведь наконец настал день его окончательного освобождения.

Только вообразите себе! Одиноко стоящий каменный домик у дороги на Гэллоуэй. Мартовская ночь. В холмах завывает ветер. И в тишине и уединении этого жилища согбенный старик молится у гроба в абсолютной вере, что с часу на час преодолеет ужас смерти и войдет в сияющее великолепие рая. Он снял крышку гроба и всматривался в сморщенное, усохшее лицо пророчицы в ожидании признаков пробуждения. Каждый звук, раздававшийся в ночи, должно быть, заставлял его старое сердце усиленно биться: всадник проскакал по дороге, прошумел ветер, какой-то зверь прокричал во тьме — все это, вероятно, вызывало у него страх и трепет, казалось знаком мистических перемен. Всю ночь, пока не сгорели свечи и не забрезжил рассвет, он провел в ожидании воскресения. Он вышел навстречу бледному утреннему свету и холодку несчастным, сломленным стариком.