|
Это была солидная — чтоб не сказать величественная — комната, отделанная полированными панелями из красного дерева. В ее стенах посетитель чувствовал себя спокойно и надежно, на время забывая о том хаосе, который царит в окружающем мире. Здесь по-прежнему витал дух богатства и процветания — как в эдвардианскую эпоху, — когда джентльмен в шелковом цилиндре мог запросто заглянуть в контору и тут же, на месте зафрахтовать пару прогулочных лайнеров. Во всяком случае, именно так мне представлялось. Помещение заинтересовало меня и как осколок давно исчезнувшего мира. Если уж говорить о чувстве защищенности, то трудно представить себе другое такое место, как этот приемный зал в судостроительной компании Клайда. Даже клубы на Пэлл-Мэлл (с которыми данная комната имела явное сходство) со временем потихоньку меняются. Здесь же, на берегах Клайда — ныне оказавшихся за бортом событий — сохранялась видимость былого оживления, успеха и благополучия.
Одну из стен комнаты занимали высокие застекленные шкафы, в которых хранились шестифутовые модели лайнеров и военных кораблей. Подразумевалось (и вся атмосфера приемной залы к тому располагала), что посетитель непременно ознакомится с выставленными экспонатами, выразит свое восхищение и вообще будет вести себя так, будто для него заказать пару-тройку лайнеров — обычное дело. Наверняка именно так и происходило в старые добрые времена. В центре залы располагался огромный полированный стол с массивными мягкими стульями вокруг. На блестящей столешнице красовались старинные чернильницы объемом по полпинты каждая. Одного взгляда на эти монументальные канцелярские приспособления достаточно, чтобы представить себе респектабельных джентльменов — иностранных эмиссаров, подписывающих миллионные чеки. Ах, какая же это была блестящая и значительная эпоха — годы, предшествующие Первой мировой войне! И эта зала для приема высоких гостей — чиновников адмиралтейства и директоров судоходных компаний — в полной мере отражала величие того периода, когда Британия владычествовала на морях и во всем мире. На мой взгляд, эту комнату следовало бы превратить в музей, дабы сохранить для истории и эти великолепные модели кораблей, и этот стол с величественными стульями, и все остальное. Вокруг стола можно было бы рассадить восковые манекены во фраках и шелковых цилиндрах. Придать им естественные позы — будто люди ведут деловые переговоры — и выставить на всеобщее обозрение, чтобы наши обедневшие потомки могли воочию увидеть, как все выглядело в те далекие дни. На стенах залы висели обрамленные в рамки фотографии знаменитых кораблей, построенных на здешних верфях. Некогда они бороздили необъятные морские просторы и наводили ужас на многочисленных врагов и соперников Британской империи. Интересно, подумалось мне, а кто придумывал имена для наших эсминцев? Не иначе, как в недрах адмиралтейства затесался некий безвестный поэт — уж слишком правильными и уместными казались названия судов, почти как клички любимых охотничьих псов. «Спиндрифт», «Сардоникс», «Морнинг Стар», «Парагон», «Юнити», «Свифт», «Мисчиф», «Майндфул»… Удивительные, безупречные имена. Двери распахнулись, и в комнату вошел мой приятель. — Как поживаешь? — приветствовал я его. — Да неплохо, — ответил он. — Вот только работы нет. — А что, положение не обещает выправиться? — Спроси меня о чем-нибудь другом. Я подхватил его под руку и вывел наружу — туда, где пустующие стапеля сиротливо маячили над водами Клайда. Мне не хотелось нарушать покой этой комнаты, оскорблять ее великолепие разговорами о наших бедах. Пусть себе и дальше дремлет в тиши и видит сны о былом величии, о прекрасных кораблях… и полновесных чеках той эпохи. |
