Движимый догадкой, опалившей душу изнутри, Алекс вернулся на коридор и сдёрнул маску с лица уничтоженного им командира. Догадка подтвердилась.

В романах любят писать: и в смерти она была прекрасна. Не тот случай. На сведённых последней судорогой чертах Эльзы Мейкдон не осталось ничего привлекательного. Или хотя бы достоинства, как у покойного государя. Алекс брезгливо отшвырнул тряпку.

— Завтра они станут героями, — подал голос Горан Атрей. — А мы — защитниками тирании.

— Но сейчас они не герои, пока никто не знает о гибели императора… Мне нравится ход твоих мыслей, друг! Марк, идём. На этаже осталась работа.

Когда они закончили её, сократив благородное сословие империи ещё на дюжину-другую, близ кабинета канцлера обнаружилась последняя троица в чёрных плащах.

Трое на трое. Но каким-то седьмым чувством заговорщики поняли, что противники им не ровня. В зелёных плащах, скорее уже бордовых от чужой крови, более похожие на ангелов смерти, нежели на простых офицеров. Старший из чёрных принял единственно правильное решение — сдёрнул маску. Алекс тотчас узнал его. Измождённое болезнью лицо частенько мелькало близ императорской резиденции, только он был не в чёрном, а красном одеянии владыки восточных земель.

— Замечательная ночь, не правда ли, герцог Виндзор?

— Глядите, друзья, — зло бросил Горан. — Главный красный тей, зять императора, что-то задумал, а гвардию и легион не пригласил. Знал, что дело тухлое, и мы не захотим марать честь.

Герцог не стал объяснять азбучную истину: заговоры готовятся узким кругом доверенных лиц. Он предпринял попытку исправить положение.

— Всё кончено, синьоры. Император, которому вы присягали, мёртв.

— Я присягал империи, — возразил Алекс. — Империя — жива. И жив один из главных деятелей перворота, которого я обязан казнить.

— Не надо! — сановный дворянин испуганно глянул на кончик шпаги, нацелившийся ему в лоб. Затряслись даже его седые бакенбарды. Где тот владетельный синьор, который важно вышагивал по левую руку от государя на торжественных приёмах, излучая важность и самодовольство? Физически слабый мужчина, судорожно цепляющийся за жизнь, подобно последнему червю.

— Пощадите хотя бы сына и племянника, — всхлипнул герцог.

Все трое умерли, когда эхо от твёрдого «нет» Алекса ещё не утихло под сводами галереи.

Грохот сапог возместил, что легионеры и гвардейцы бегут наверх, сопротивление чёрных на первом этаже сломлено.

В казарме фалько-офицер первым делом выпустил тея Элиуда из-под замка и велел убираться ко всем чертям.

— Я обязан вам заступничеством в дорожной таверне, рекомендацией к Иазону, переводу в гвардию, быстрым повышением до фалько. Теперь понимаю, конечно, что жаждал ложных ценностей. Но вы дали мне всё, что я просил. Поэтому отпускаю с условием выхода в отставку и отъезда из столицы.

— Клянусь честью…

— Достаточно, тей. Мы квиты. Убирайтесь.

Горан, умудрившийся в дворцовом хаосе прихватить пару бутылок отличного вина, потянул Алекса за собой в легион, «принять внутрь для успокоения души». Касательно Элиуда он упрекнул:

— Зря ты его отпустил. Старая свинья обязательно напакостит.

— Да, Горан. Но это — вопрос чести.

Других аргументов не нужно.

Эпилог

Временную власть в обезглавленной столице принял канцлер, заявивший, что на корону в перспективе не претендует. Военным комендантом города он назначил элит-офицера Иазона, слившего в одну полнокровную часть остатки лейб-гвардии, гвардии и легиона. Алекс с друзьями снова очутились в одной казарме, а гвардейский чин теперь получили даже офицеры пеших и конных патрулей.