— Мы должны подчиняться необходимости, она сильнее нас. Но теперь не время для разговоров о любви; я хочу сказать вам о другом, более важном деле.

        — Но что может быть важнее неразрывных уз, которые сделают вас моей женой! Френсис, вы холодны ко мне... к тому, кто в дни суровой службы и в тревожные ночи ни на миг не забывал ваш образ.

        — Дорогой Данвуди, — растроганная до слез Френсис опять протянула ему руку, и ее щеки снова загорелись ярким румянцем, — вы знаете мои чувства... Кончится война, и ничто не помешает вам взять эту руку навеки... Но, пока в этой войне вы противник моего единственного брата, я никогда не соглашусь связать себя с вами узами более тесными, чем узы нашего родства. Вот и сейчас мой брат ждет вашего решения: вернете ли вы ему свободу или пошлете на верную смерть.

        — Ваш брат! — вздрогнув и побледнев, вскрикнул Данвуди. — Объяснитесь... что за страшный смысл кроется в ваших словах?

        — Разве капитан Лоутон не сказал вам, что сегодня утром он арестовал Генри? — еле слышно продолжала Френсис, устремив на жениха взгляд, полный тревоги.

        — Он доложил мне, что задержал переодетого капитана шестидесятого полка, не сказав, где и когда, — так же тихо ответил майор и, опустив голову, закрыл лицо руками, пытаясь скрыть свои чувства.

        — Данвуди, Данвуди! — теряя всю свою уверенность, воскликнула Френсис, вдруг охваченная мрачным предчувствием. — Что означает ваше волнение?

        Когда майор поднял лицо, выражающее самое глубокое сострадание, она продолжала:

        — Конечно, конечно, вы не выдадите своего друга, вы не допустите, — чтобы мой брат... ваш брат... умер позорной смертью.

        — Френсис! — с мукой в голосе воскликнул молодой человек. — Что я могу сделать?

        — Сделать! — повторила Френсис, глядя на него безумными глазами. — Неужели майор Данвуди отдаст в руки врагов своего друга... брата своей будущей жены?

        — О, не говорите со мной так сурово, дорогая мисс Уортон... моя Френсис! Я готов отдать жизнь за вас... за Генри... но я не могу нарушить свой долг, не могу забыть о своей чести. Вы первая презирали бы меня, если бы я так поступил.

        — Пейтон Данвуди, — произнесла Френсис, и ее лицо покрылось пепельной бледностью, — вы говорили мне... вы клялись, что любите меня...

        — Я люблю вас! — горячо сказал молодой человек.

        Но Френсис знаком остановила его и продолжала дрожащим от негодования голосом:

        — Неужели вы думаете, что я стану женой человека, обагрившего руки кровью моего единственного брата!

        — Френсис, вы разрываете мне сердце! — сказал майор и замолчал, чтобы совладать с собою; потом, силясь улыбнуться, добавил: — В конце концов, может быть, мы напрасно терзаем себя опасениями. Возможно, что, когда я узнаю все обстоятельства, окажется, что Генри военнопленный, и только; тогда я смогу отпустить его на честное слово.

        Нет чувства более обманчивого, чем надежда, и, видимо, молодости принадлежит счастливое преимущество наслаждаться всеми радостями, какие она может принести. А чем больше мы сами достойны доверия, тем белее склонны доверять другим и всегда готовы думать, что произойдет то, на что мы уповаем.