– Какая-то она странная, – прошептала Люда на ухо Диане. – И на цыганку-то не похожа.

– Ира – бывшая артистка филармонии в разговорном жанре, – так же шепотом отозвалась Грицак. – Цыганка – это ее художественный образ.

– А настоящие цыгане ее не бьют?

– Нет. Боятся. Считают, что она мощный экстрасенс. Мне она раньше никогда не гадала, сколько я ее ни уговаривала.

Впечатлительная Люда немедленно покрылась мурашками.

– О! – удивленно воскликнула тетя Ира, успевшая разложить карты. – Я вижу у Дианы в будущем миллионера на зеленом коне.

– Так прямо карты и говорят «зеленый конь»? – не поверила Люда.

Диана толкнула ее в бок.

– А что там еще видно, тетя Ира? – елейным голоском спросила она.

– Там даже не один конь, а много. Сотни две, а то и две с половиной, – растерянно уточнила Ира.

– Но именно зеленых?

– Именно. И еще у него сельскохозяйственная фамилия.

– Пастухов? Быков? Баранов? Мельников?

– Точно не скажу, – засомневалась Ира. – Но на Быкова похоже.

– А мне что скажете? – вклинилась Люда.

Псевдоцыганка раскинула карты.

– А тебя посадят, – сказала она. – В тюрьму. За убийство рыбы большим округлым предметом.

– Тыквой?

– Зря смеешься, – насупилась Ира. – Может, тыквой, а может, и чайником.

– Извини, – улыбнулась Люда, – кстати, моя фамилия – Чайникова. И, к счастью, за убийство рыб у нас пока не сажают.

– Но ее хотя бы выпустят из тюрьмы? – жалобно спросила Диана. Она, в отличие от подруги, чуть не плакала.

– Нет, – ответила Ира. – Ее расстреляют и реабилитируют посмертно.

Тут Люда не выдержала и громко захохотала.

Престарелый профессор Селедкин, заведующий кафедрой ядерной физики, сидел в своем кабинете и думал над важной научной проблемой. К его большому сожалению, важные научные проблемы появлялись быстрее, чем он успевал их обдумывать. Иван Иванович почесал бороду, потом откинулся на стуле и закрыл глаза. Так ему соображалось значительно лучше. В дверь постучали. Зашла доцент Кондрашкина, одетая в длинную юбку в испанском стиле и лаковые сапоги на высоких каблуках. Ее губы были накрашены ярко-розовой помадой и казались пластмассовыми.

– Иван Иванович, – начала она елейным голоском.

– Вероника Гавриловна, оставьте меня, пожалуйста, в одиночестве, – тихо, но твердо сказал старик, вращая стоящий на столе глобус.

– Планы бы учебные подписать, – сунулась было Кондрашкина, но Селедкин нетерпеливо взмахнул рукой.

– У меня есть заместитель, он подпишет, – сказал Иван Иванович. – А с вами, Вероника Гавриловна, мы поговорим попозже, – добавил он.

– Хорошо, – пожала плечами доцент Кондрашкина и вышла из кабинета, стуча высокими каблуками лаковых сапог.

Через минуту в дверь к профессору снова постучали. На этот раз это был третьекурсник Сигизмундов.

– Иван Иванович, поставьте мне тройку! – завыл он.

– Миленький мой, – заулыбался Селедкин, – я бы рад. Но вы на тройку не знаете. Только двойка, двойка и еще раз двойка. Ну, или могу единицу поставить. Вы бы шли, Сигизмундов, учили предмет, а не под дверью у меня сидели.

Обескураженный Сигизмундов вышел из кабинета, повесив голову.