Она смущенно поблагодарила Себастьяна, но тот пробормотал, что это слишком незначительная услуга и что он будет счастлив служить ей и в дальнейшем.

Он вышел из кареты первый и подал руку Соне, а вот Тредиаковский вылез последним, не делая попыток хоть как-то за нею поухаживать.

Первое, что княжна почувствовала, это запах соленой воды и водорослей — ей случалось бывать на Балтийском море. Наверное, оно очень отличалось от Средиземного, но одно было несомненно — воздух был именно морской.

Теперь она заметила стоящего несколько поодаль немолодого, но подтянутого человека, который что-то быстро шептал барону де Кастру.

«Дворецкий Валентен!» — поняла Соня.

Себастьян повернулся к ней и предложил руку, кивая на видневшийся за кованым металлическим забором двухэтажный особняк.

— Валентен снял этот дом вчера, и я вынужден просить прощения у баронессы: ему удалось привести в порядок всего две комнаты. Дом оказался слишком запущенным.

— Послушайте, мсье Себастьян, а не стоит ли нам наедине обращаться друг к другу как обычно? Я ведь на самом деле никакая не баронесса…

— Понятно, Грегор пояснил мне, что мадемуазель Софи — княжна, но если мы привыкнем общаться в подобной манере, то можем нечаянно проговориться при незнакомых людях.

— В чем дело, Софья Николаевна?

Это подоспевший Тредиаковский услышал последние слова барона. И все понял.

— Ну уж нет, голубушка! — проговорил он гневно. — Взялся за гуж — не говори, что не дюж! Этого я и боялся. Вот что значит связаться с женщиной. Мне впредь наука будет! Еще и до дела не дошло, а вы уже капризничаете?

Таким суровым Соня Тредиаковского еще не видела.

— Не вижу раскаяния на вашем челе, одно лишь упрямство. Вы отказываетесь мне подчиняться, хотите вернуться в Россию?

— Нет, не хочу, — пролепетала Соня. — Простите, больше этого не повторится.

— Хорошо. Кто это перед вами?

— Барон Себастьян де Кастр. Мой муж.

— Ну так пожелайте ему спокойной ночи, и пусть дворецкий вас проводит.

— Спокойной ночи, дорогой! — покорно выговорила Соня.

— Подойдите и поцелуйте Себастьяна.

Вот так Софью Астахову прямо по ходу дела обучают искусству мгновенно приспосабливаться к обстоятельствам и не показывать, что тебе это неприятно, или непривычно, или, вот как теперь, стыдно. Что может подумать Себастьян? Что Григорий имеет на нее какие-то права?

В то же время она понимала, что никакая наука не дастся ей прежде, чем она научится преодолевать себя.

Соня подошла к Себастьяну, коснулась его щеки губами и повторила:

— Спокойной ночи, дорогой!

Барон де Кастр покраснел, смутился и излишне громко позвал:

— Валентен! Проводи баронессу в ее комнату. У дворецкого не дрогнул ни один мускул на лице. Он взял со столика канделябр и поклонился Соне:

— Прошу вас, мадам!

Вот у кого нужно было учиться умению владеть собой! Уж он-то наверняка знал, что эта незнакомая ему женщина не баронесса де Кастр, но, раз господин сказал, что это так, он даже не стал напрягать свой ум в попытках усомниться, так ли это на самом деле.

Покои, в которые проводил ее Валентен, были приготовлены если и не для нее, то уж точно для женщины. Небольшая, но чистенькая комната. Кровать с балдахином и нарядным, в кружевах покрывалом. Она, конечно, не думала, что ей придется делить с бароном одну спальню на двоих, но с некоторых пор опасалась, что Григорий ради дела может подвергнуть ее и такому испытанию.

Но нет, она зря волновалась. И отметила про себя цветы в вазах, фрукты и сладости, оставленную на столе, будто невзначай открытую книгу.