— Эх, молодость!.. Помнишь ту старинную серебряную сахарницу, в девяносто девятом? Отличная была вещь! А николаевские рубли, которые тебе Хорь схабарил? Помнишь Хоря?
— Я всех помню, — сухо проронил барыга. — В чем проблема?
— Проблем нет, — весело сказал Леший. — Есть золото, чистяк, «трижды девять».
— Сколько?
— Много.
— Откуда?
— Из «минуса», откуда еще. Не паленое. Отвечаю.
Барыга смотрел мимо Лешего, чего-то соображал.
— Хорь в две тысячи втором был в последний раз. Ты и того раньше. Это десять лет получается, — сказал он.
— И что?
— Много воды утекло. Кому сбывал все это время?
— Никому. Вышел из «минуса», завязал. Другие дела подвернулись. Сейчас вот развязался.
— И сразу чистый голд нарыл?
— Хорош допрос устраивать, — сказал Леший. — Раньше тебе насрать было, откуда хабар, вопросов не задавал!
— Раньше ты был диггер. А сейчас неизвестно кто. Мне сказали, ты в Контору ушел.
— Это никого не еб…т. Как ушел, так и вернулся. Я тебе дело предлагаю, а не замуж выходить.
Барыга молчал.
— Если бы я тебя в разработку хотел отдать, прислал бы молодого кренделя, ты бы ни о чем не допер, — сказал Леший. — А так я пришел сам. Соображай.
— Ладно, — сказал барыга. — Пробы на месте?
— Типа того.
— Что это значит?
— Большой кусок, десять кило. Я отпиливал от него понемногу. Маркировка нарушена.
Дальше прихожей Лешего пока что не пускали. Это была даже не прихожая, а комната для предварительных переговоров… нет, скорее карантинная камера: впереди стальная решетка и плотная штора, сзади — входная бронированная дверь, справа — обклеенная клеенкой стена, слева — запертая кладовая, в которой, Леший это помнил по прошлым визитам, есть выход в соседнюю квартиру, а там — черный ход на улицу. Барыгу звали Михаил.
Миша Зеленоградский, когда-то он считался у диггеров вполне надежным скупом. Поменялось ли здесь что-то за последние годы, Леший наверняка не знал. Но идти больше было не к кому.
— Десять кило голда? Одним куском? — повторил Михаил, сверля дверь кладовой задумчивым взглядом.
— Уже не десять, если быть точным, — сказал Леший.
— Неважно. Очень большой кусок. Этот голд из Гохрана. Частникам такие глыбы не продают. И ты утверждаешь, что он не паленый?
— Да.
— Так не бывает.
Лешему не нравилась эта его новая манера смотреть мимо собеседника. Он уставился в переносицу Михаилу и сверлил ее до тех пор, пока тот не встретился с ним взглядом. И взгляд этот тоже не понравился.
— Короче. Берешь или нет? — сказал Леший.
— Мне нужен образец, — проговорил Михаил и моргнул. — Лучше весь кусок…
— Ага. Таскаю его в авоське по городу, конечно. Вот, держи.
Леший протянул спичечный коробок с небольшим, в ноготь, отпилом. Михаил взял его, и лицо его сразу заострилось, на носу обозначился хрящик. Он любил золото так же, как Леший свой «минус». Точнее, не сам «минус», а говно, которого там, как известно, много. Потому что главное не в нем — в золоте или говне, — главное в окружающем его пространстве. Михаил любил пространство, где покупают и продают ценные необычные вещи. Он был неплохим скупом, даже по-своему честным. Именно поэтому Леший и Хорь в прошлом пользовались его услугами, никаких косяков не было ни разу. |