Только поднявшись, он увидел, что глубоко в голень ему вошли два осколка стекла. Он вытащил их — из ран хлынула кровь. И тут Эф услышал возбужденный всхлип…

В нескольких метрах от него на спине лежал оглушенный вампир, белая кровь сочилась из дыры в задней части шеи, но при запахе крови он все еще чувствовал волнение и голод. Кровь человека приглашала его отобедать.

Эф посмотрел на лицо твари, ухватил за вывернутый подбородок, заглянул в красные глаза, перевел взгляд на серебряное острие меча.

— Мне нужен мой сын, ты слышишь, сука?! — прокричал Эф.

В следующий миг яростным ударом он избавил стригоя от страданий, отделив голову от туловища и разорвав связь с Владыкой.

Прихрамывая, истекая кровью, он выпрямился.

— Зак… — пробормотал он. — Где ты?..

С этими словами он начал долгий путь домой.

Центральный парк

Замок Бельведер в северной оконечности озера в Центральном парке близ проезда, пересекающего парк в створе Семьдесят девятой улицы, был построен в стиле высокой викторианской готики и романского «каприза» Джейкобом Ри Моулдом и Калвертом Воксом, первыми архитекторами парка. Закария Гудвезер знал одно: замок выглядит жутковато и круто, и именно это всегда и притягивало мальчика. Средневековый (по его представлениям) замок в центре парка, в центре города. Ребенком он сочинял всякие истории про этот замок — будто бы тот на самом деле был гигантской крепостью, сооруженной крохотными троллями по заказу первого архитектора города, темного лорда по имени Бельведер, который обитал в подземелье глубоко под замковой скалой и наведывался в темную цитадель по ночам, чтобы присматривать за своими созданиями по всему парку.

Это случалось в те времена, когда Заку приходилось сочинять истории о сверхъестественном и небывалом. Когда приходилось грезить наяву, спасаясь от скуки современного мира.

Теперь его грезы стали реальностью. Его фантазии материализовались. Его мечты превратились в просьбы, которые воплощались в жизнь.

Он, уже юноша, стоял в открытых дверях замка и смотрел, как черный дождь сечет парк. Капли хлестали по переполненному Черепашьему пруду, прежде подернутому поблескивающей зеленой ряской, а теперь превратившемуся в грязную черную яму. Небо над головой затянули привычные уже зловещие тучи. Без синевы в небе не было и синевы в воде. На два часа какой-то зачаточный свет просачивался сквозь беспокойные тучи, видимость при этом улучшалась до такой степени, что он даже мог разглядеть крыши города вокруг и болото как на Дагобе, в которое превратился парк. Солнечные батареи, питавшие фонари, не успевали за два светлых часа набрать энергии, чтобы освещать парк оставшиеся двадцать два часа тьмы, их свет ослаб вскоре после того, как вампиры вышли из своих подземных убежищ в сумерки дней.

За прошедший год Зак вырос, и вырос сильным, последние несколько месяцев его голос менялся, подбородок обрел решительные очертания, тело вытягивалось не по дням, а по часам. Крепкие ноги легко подняли его по ближайшей лестнице, худосочной металлической спирали, ведущей в Обсерваторию природы Генри Люса на втором этаже. Вдоль стен и на стеклянных стендах оставались скелеты животных, перья, птицы из папье-маше на фанерных деревьях. Центральный парк когда-то был лучшим местом в Соединенных Штатах для наблюдения за птицами, но изменение климата покончило с этим, вероятно, навсегда. В первые недели после землетрясений и извержений вулканов, спровоцированных разрушениями ядерных реакторов и взрывами боеголовок, темное небо, повисшее над землей, было переполнено птицами. Их крики и зовы не стихали всю ночь. Птицы гибли массово, крылатые трупики падали с небес вместе с черным градом.