Изменить размер шрифта - +
Школу я окончил в семнадцать, сейчас мне двадцать четыре. Выходит, около семи лет.

— Но этому надо было еще обучиться.

— Да, конечно. Вначале я четыре года плотничал и столярничал, обучаясь в училище в Лондоне, а когда я освоил азы ремесла, я еще года два служил подмастерьем у старого мастера-краснодеревщика в Суссексе. Я жил в доме у него и его жены, выполнял всю черную работу в мастерской и выучился всему, что знаю.

Сделав маленький подсчет, я сказала:

— Но это только шесть лет, а вы сказали «семь».

Он засмеялся.

— Я сделал годичный перерыв на путешествие. Мои родители заявили, что мне грозит узость кругозора. А двоюродный брат отца владеет ранчо в Скалистых Горах на юго-западе штата Колорадо. Вот я и поступил к нему рабочим и проработал там месяцев девять, если не больше. — Он нахмурился: — Что вас так веселит?

Я сказала ему:

— Когда я впервые увидела вас в лавке… вы показались мне очень похожим на ковбоя… настоящего. И почему-то меня жутко возмутило, что никакой вы не ковбой.

Он улыбнулся.

— А знаете, на кого тогда походили вы?

Я насторожилась.

— На кого?

— На старосту образцового приюта для девочек-сирот.

А это уж меня возмутило.

Маленький обмен колкостями — и мы опять очутились по разные стороны баррикад.

Я с неодобрением глядела, как он весело доедает свой суп; появившаяся официантка забрала у нас грязные тарелки и поставила на стол графин красного вина. Я не слышала, чтобы Джосс заказывал вино, но он уже разливал его, щедро наполняя оба бокала, а я глядела на его длинные, с овальными ногтями пальцы; приятно было воображать, как эти пальцы трудятся над деревом, над старинными прекрасными изделиями, как щупают их, ворочают, измеряют, покрывают морилкой, приводят в божеский вид. Я подняла бокал с вином. На свету оно было рубиново-красного цвета и сверкало. Я сказала:

— И это все, чем вы занимаетесь тут, в Порткеррисе? Реставрируете мебель для Гренвила Бейлиса?

— Господи, нет, конечно. Я открываю здесь магазин. Полгода назад мне удалось снять здесь помещение возле гавани. С тех пор я постоянно наезжаю сюда. Вот сейчас я пытаюсь привести там все в порядок еще до Пасхи или до Троицы, одним словом, примерно к лету…

— Будете продавать антиквариат?

— Нет, современные товары — мебель, стекло, мануфактуру. Но и реставрацию не брошу. Должен признаться, что у меня и мастерская имеется. И маленькая каморка на верхнем этаже, где я сейчас и обретаюсь, почему и смог вам уступить свою комнату у миссис Керноу. В тот день, когда вы все-таки сочтете меня достойным доверия, вы сможете подняться по шаткой лесенке ко мне на верхотуру, и я вам все там покажу.

Этот новый легкий выпад я проигнорировала.

— Если вы работаете здесь, то что вы делаете в той лондонской лавке?

— У Тристрама? Я же говорил вам. Он мой друг, и я частенько заглядываю к нему, когда бываю в городе.

Я нахмурилась. Слишком много совпадений. Наши жизни словно связаны ими, как прочно перекрученный бечевкой сверток. Я глядела, как он допивал вино, и опять, как в самом начале вечера, меня охватило чувство неловкости. Я понимала, что должна задать ему массу вопросов, но прежде чем я успела сформулировать хотя бы первый, к нашему столу опять подошла официантка с подносом, на котором были бифштексы и овощи, и жареный картофель, и тарелки с салатами. Я выпила еще вина, глядя на Джосса, а когда официантка ушла, спросила:

— А чем занимается Элиот Бейлис?

— Элиот? У него гараж в Хай-Кроссе, он специализируется на мощных машинах, но подержанных — «мерседесах», «альфа-ромео».

Быстрый переход