— Нет. В том смысле, что я ищу не его.

— Тогда кого же вы ищете? — мягко поинтересовался Элиот Бейлис.

— Я… я хотела встретиться со старым мистером Бейлисом.

— Для этого еще слишком рано. До полудня он не выходит.

— Ах, вот как… — Об этом я не подумала. Видимо, на лице моем отразилось разочарование, потому что тем же мягким и дружеским тоном он поспешил прибавить:

— Возможно, я могу помочь. Я Элиот Бейлис.

— Знаю. То есть… Джосс мне сказал это вчера.

Между его бровей пролегла легкая морщинка. Видимо, мое знакомство с Джоссом его озадачивало, что было вполне естественно.

— Зачем вам понадобился мой дед?

Но когда вопрос этот остался без ответа, он, потянувшись через пустое сиденье, открыл мне дверцу и сказал с холодной решимостью:

— Залезайте.

Я влезла в машину, захлопнула за собой дверцу. Я чувствовала на себе его взгляд, от которого не укрылись ни бесформенная куртка, ни залатанные джинсы. Наклонившись вперед, собака сунула нос мне в ухо, нос был холодный. В ответ я, не оборачиваясь, погладила длинную и шелковистую шерсть животного.

— Как его зовут? — спросила я.

— Руфус. Руфус Рыжий. Но вы не ответили на мой вопрос.

Спасло меня внезапное появление еще одной машины, на этот раз — почтового фургона, поводившего алыми боками и весело громыхавшего по дороге в ту же сторону, что и мы. Фургон остановился, и почтальон опустил стекло, чтобы беззлобно сказать Элиоту:

— Как прикажете мне проезжать и провозить почту, если будете останавливаться и загораживать мне дорогу?

— Простите, — нимало не смутившись, ответил Элиот. Он вылез из машины и взял у почтальона ворох писем и газету со словами:

— Я заберу это и тем самым избавлю вас от лишней ездки.

— Вот и ладно, — сказал почтальон. — Всем бы так выполнять за меня мою работу. — И, весело осклабившись и махнув рукой, он поехал дальше, по всей вероятности, на какую-нибудь отдаленную ферму.

Элиот опять сел в машину.

— Ну, — с улыбкой сказал он, — что прикажете мне с вами делать?

Но я едва слышала его слова. На коленях у него валялись письма, а сверху лежал авиаконверт со штампом Ибицы, адресованный мистеру Гренвилу Бейлису. Этот колючий почерк я не спутала бы ни с каким другим.

Машина — подходящее место для доверительных бесед. Здесь нет телефона и никто не может внезапно оторвать вас от разговора.

Я сказала:

— Вот это письмо… Вот это, наверху… Оно от человека по имени Отто Педерсен. Он живет на Ибице.

Нахмурясь, Элиот взял в руки письмо. Посмотрев на обратную сторону конверта и прочитав там фамилию Отто, взглянул на меня.

— Как вы узнали?

— Я знаю его почерк. И его знаю. Он пишет… вашему дедушке, сообщает ему о смерти Лайзы. Она умерла неделю назад. Она жила с Отто на Ибице.

— Лайза. Вы имеете в виду Лайзу Бейлис?

— Да. Сестру Роджера. Вашу тетку. И мою маму.

— Вы дочь Лайзы?

— Да. — И повернувшись, я посмотрела прямо ему в глаза: — Я ваша двоюродная сестра. А Гренвил Бейлис — и мой дед тоже.

Глаза у него были странного цвета: серовато-зеленые, как камешки на дне быстрого ручья. Они не выразили ни удовольствия, ни изумления, лишь разглядывали меня спокойно и бесстрастно. Наконец он выговорил:

— Черт меня побери!

Такую его реакцию предположить было трудно. Мы сидели молча, потому что я не знала, что сказать, а потом, словно приняв внезапное решение, он кинул письма и газету мне на колени, вновь завел мотор и опять вырулил машину в сторону подъездной аллеи.