Я дал ему остыть и, отряхивая траву, сказал:
– Сейчас ты дурь свою показывал. Пока винтовкой размахивать будешь, тебя три раза пристрелить успеют.
– Еще посмотрим, кто кого, – буркнул уголовник.
Пустяковый случай. Проверка на вшивость. Но для Пекаря он стал уроком. Доказать превосходство над собой я ему не дал.
Настроение свое не показывают. Я и без того знаю – враждебное. Удрать бы снова, но ведь не пощадят. Расстреляют без всяких судов. Хоть и кривятся, но воевать будут. Это их последний шанс вернуться к семьям. Если повезет.
Занимаются они старательно. Устройство винтовки (да и другого оружия) они знают неплохо. Война, прокатившаяся в здешних краях, оставила много оружия. Крестьяне его старательно подбирали, впрочем, как и все остальное: одежду, ботинки, обмотки, даже белье погибших красноармейцев.
С западниками любит побеседовать наш агитатор капитан Бутов. Прямо на занятиях, в поле. Великодушно объявляет перекур и пускается в «задушевные» разговоры с крестьянами. Этакий все понимающий в жизни комиссар.
Его послушать, хоть прыгай от радости. Такая привольная жизнь впереди. Все крестьяне землю получат. Советская власть с лошадьми поможет, дети в школу пойдут, ох, как весело все заживут!
– В колхозы загонять будут? – следовали непременные вопросы.
– Сами решите. А работать вместе веселее. Как говорится, гуртом и батьку хорошо бить.
Так ли или по-другому звучит украинская пословица, но «насчет батьки» разговор западники не поддерживают. Еще те мужики! Упорно, без шуток, снова толкуют о земле. Осторожно, чтобы под антисоветскую статью не попасть, но бьют в точку. Бутов, связанный по рукам и ногам директивами, тоже боится ляпнуть лишнее.
Среди западников выделяется независимым характером Максим Мережко, крепкий парень лет двадцати пяти.
– Чего веселого, поле с утра до ночи вспахивать? Не пробовали, товарищ капитан? – Не дожидаясь ответа, рассуждает: – Мы не дети, чего нас прибаутками кормить. Лучше прямо скажите, землю отбирать в колхозы будете?
– Как сами решите, – жизнерадостно повторяет Бутов. У него имеется прямое указание не дразнить «отсталых» крестьян насчет земли.
– Чего мне решать? Нам с отцом и братьями еще от деда сорок шесть десятин досталось. Он ее со своим отцом от камней очищал да деревья корчевал. Полста лет на этой земле кормимся, зачем мне ее кому-то отдавать? И чужой земли нашей семье не надо.
– Отец-то где сейчас?
– На хозяйстве. Семья – одиннадцать душ: брат, две сестры да детей четверо.
– А брат где?
– Чего вам мой брат сдался? Я в вашей роте числюсь, меня и спрашивайте.
– Слушай, Мережко, а ты воевал? – допытывается Бутов.
– Воевал. Трех фрицев из винтаря уделал, а одного – ножом.
– Вот, – агитатор поднимает палец вверх. – В оуновском отряде воевал, а призвали в Красную Армию, сразу дезертировал.
– На сенокос ушел, – не желая продолжать беседу, Мережко поднимается и отходит в сторону.
У меня тоже нет полного доверия к западникам. И тем не менее Мережко мне нравится. Своей прямотой, боевым опытом, злостью к немцам.
Однажды он подвернулся начальнику политотдела дивизии. Сидя возле подбитого истребителя Як-7, Назаров выпиливал куски плексигласа для всяких поделок.
Полковник приказал остановить джип и сурово спросил красноармейца, что он делает. Ваня простодушно ответил, что собирает заготовки для рукояток ножей. Заказал товарищ командир роты и кто-то из батальона.
– А где вся рота?
– На занятиях. |