На следующий день Синдзи открыл глаза и увидел на подушке лучи яркого солнца. В иллюминаторе каюты сияло безмятежное море, выглядывали голые сопки в лучах южного солнца и клочок чистого голубого неба…

глава пятнадцатая

Шхуна «Утадзима» прибыла в порт Кобэ позднее запланированного. На праздник поминовения усопших в августе капитан вместе с Ясуо и Синдзи не поспевали. На борту «Камикадзе» они услышали новости из родных мест. Рассказывали, что на побережье острова выползла огромная черепаха. Ее забили на мясо, а кладку яиц забрали. Вышла целая корзина. Эти яйца сбывали по две йены за штуку.

Прибыв домой, Синдзи сначала сходил в храм Хатидай, оттуда тотчас пошел к Дзюкити. Его хорошо принимали и угощали. Синдзи никогда в жизни не приходилось пить, но на этот раз по настоянию хозяина он выпил несколько чашек рисовой водки. На третий день он снова вышел в море на бригадирской лодке.

Синдзи не распространялся о рейсе, зато капитан поделился с бригадиром Дзюкити всеми подробностями.

— Ну, ты молодчина, отличился!

— Пустяки!

Паренек слегка покраснел и ничего более не сказал. Те, кто знать не знал, каков он по натуре, думали, что парень полмесяца где-то бездельничал. Спустя некоторое время Дзюкити спросил его мимоходом:

— Что, от старика Тэруёси до сих пор ничего не слышно?

— Нет.

Никто не приставал к нему с разговорами о Хацуэ, и одиночество уже не тяготило юношу. Лето, изнывая от жары, влачило свои последние недели. Синдзи, умиротворенный спокойным морем, отдавался любимой работе, которая и по душе была ему, и пришлась впору по плечам, словно хорошо сшитый костюм. А другими заботами его сердце не жило.

Юноша не оставлял надежды заработать денег, чтобы стать независимым. Он вновь с волнением вспомнил тот белый пароход в море, который видел когда-то на закате дня. Однако сейчас он испытывал иное чувство. «Я знаю, куда он направляется, знаю, как живется там морякам, знаю их трудности…» — размышлял Синдзи.

Его сердце почему-то трогал уже не сам неизвестный пароход, немного утративший ореол таинственности, а влачившийся за судном длинный шлейф дыма. Дым этот напоминал ему о тяжелом канате, который он вытягивал из моря, выбиваясь из последних сил. Руки юноши невольно сжимались в кулаки.

Тот белый пароход уже не был для него ни далеким, ни неведомым. Синдзи по-мальчишески смотрел из-под пятерни на угасающие над морем вечерние облака…

Летние каникулы заканчивались, а Тиёко не приезжала. Жена смотрителя маяка ждала, когда вернется дочь. Она написала письмо. Ответ задерживался. Мать отправила еще одно. Дней через десять пришел ответ — прохладная отписка. В письме, не объясняя причин, Тиёко сообщала, что на летние каникулы домой не приедет.

Экстренной почтой мать отправила еще одно письмо — не меньше чем на десяти листах. В нем она слезно вымаливала, чтобы дочь приехала повидаться родителями. Седьмого числа пришло ответное письмо; времени до конца каникул оставалось совсем немного. Мать была крайне поражена письмом дочери. В тот день как раз вернулся Синдзи.

В письме Тиёко призналась матери, что в своп прошлый приезд во время тайфуна она увидела, как Синдзи и Хацуэ шли вместе, прильнув друг к другу. Они спускались по каменной лестнице — и это вовсе не праздные выдумки какого-то Ясуо! Тиёко считала себя виноватой в том, что пошли сплетни, и страдала от этой мысли. Она писала, что ей было бы неловко вот так вот бессовестно заявиться на остров, поэтому она решила не мешать счастью Хацуэ и Синдзи. Если же матушка возьмется уговорить старика Тэруёси, чтобы он не разлучал влюбленных, то она с легким сердцем вернется домой.

Тон письма испугал мать.