– Вы желаете продолжать?
– Нет, – прошептал он побелевшими губами.
– Я вас не слышу! – Мира не стал щадить его самолюбие.
– Я не желаю продолжать, сеньор, – уже громче сказал Булгаков.
– А кто-нибудь из вас, господа, желает? – Мира посмотрел на офицеров.
Те ничего не ответили. Никто из них ничего ранее не слышал о том, кто такой шут Пьетро Мира и сколько раз он держал в руках шпагу и кинжал.
– Искусство фехтования недоступно русским, господа. Я не хочу сказать, что у вас нет храбрости. Её у русских офицеров достаточно. Но шпага это не просто оружие. Шпага это поэзия, которую понимают только в Европе. А убить вас, поручик, совершенно не умеющего фехтовать, это все равно, что убить ребенка. Мне, ученику мастера Джироламо, так поступить нельзя.
Глаза русских горели ненавистью. И Пьетро понял – они еще встретятся….
***
Год 1739, октябрь, 11 дня. Санкт-Петербург.
При дворе.
Мира и Бирон.
Эрнест Иоганн Бирон вышел из покоев государыни и тяжелым своим взглядом осмотрел собравшихся в приемной придворных. Их было не много.
– Государыне императрице стало легче! – торжественно произнес герцог. – И она завтра изволит принять своих верноподданных с изъявлениями покорности. Дежурный камергер!
– Я здесь, ваша светлость! – камергер князь Куракин поклонился.
– А отчего в приемной государыни столь мало придворных чинов? – спросил Бирон, хотя сам отлично знал ответ на свой вопрос.
– Я, ваша светлость…. Я думаю… Они не хотели тревожить покой…
– Что вы там мямлите? Вы можете отвечать на вопросы четко и ясно? Я обер-камергер русского двора. Или вы забыли про это?
– Как можно, ваша светлость, – дежурный камергер склонился до самого пола.
Бирон больше не стал с ним говорить. Ему стало противно от низкопоклонства этого русского аристократа, и он вышел из приемной. Лакеи проворно распахнули перед ним двери.
Герцог проследовал через анфиладу комнат и натолкнулся на Пьетро Мира.
– Петер?
– Эрнест! – Мира обратился к герцогу по-немецки. – Я искал тебя. И мне сказали, что ты до сих пор в покоях государыни.
– Идем ко мне. Я страшно устал. Но теперь государыне легче и я могу покинуть её. Этот Санчес просто чародей.
– Рад этому известию, Эрнест. Но не всем при дворе сие понравится.
– Думаешь, я в этом сомневаюсь? Но по твоим глазам вижу, что у тебя, что-то стряслось?
– Я только что дрался на дуэли.
– На дуэли? – удивился герцог. – С кем? С Лакостой?
– Если бы с ним. С офицером Преображенского полка.
В личных покоях Бирона Пьетро все рассказал герцогу и тот встревожился. Это было ни что иное, как покушение на убийство. Булгаков явно хотел убить шута и тем самым нанести удар по Бирону. А то, что офицер был не один, уже могло говорить о заговоре.
– Русские что-то затевают, Пьетро! Они уже списали Анну со счетов. И потому взялись за меня. Но меня волнуешь ты. Тебе опасно выходить самому из дворца. Думаю, что эти негодяи не остановятся.
– Они более не решатся вызвать меня на поединок, Эрнест. Они думали, что имею дело лишь с шутом. Полагали что у меня бутафорская шпага.
– А кто говорит о поединке? Они натравят на тебя холопов. Я дам тебе охрану.
– Не стоит, Эрнест! Я не желаю позорить свое имя. Я сам смогу постоять за себя.
– Петер! Ты играешь с огнем!
Но сеньор Мира был неумолим. |