– Потому в сем году жду от тебя побед громких. Днепровская армия твоя! С ней и станешь мне победы добывать! А ты, Ласси, возьмешь Донскую армию.

– Но, матушка-государыня, есть у меня просьба до тебя…

– Никаких просьб, – оборвала Анна Миниха. – Побеждай! Или опалу на тебя наложу! А пока, иди с глаз моих! Прочь!

Миних поклонился царице, метнул ненавидящий взгляд на Бирона и вышел.

Императрица отыскала глазами Волынского.

– Артемий Петрович! Много хорошего про тебя любезный нам герцог Бирон рассказывал и потому жалую я тебя. Подписала я вчера указ о назначении тебя нашим кабинет-министром! Служи нам верно и будь беспощаден к врагам престола нашего. Измену сыскивай и с корнем выдирай!

Волынский пал на колени:

– Матушка, всемилостивая государыня! Всю кровь свою за тебя отдам!

– Встань, Артемий Петрович, не для чего сейчас полы полами кафтана своего подметать. Мне дела надобны, а не слова! Про то помни! Про меня гадостные анекдоты по столице ползут! Мол, про народ свой не думаю! А кто думает? Лизка? Она змея подколодная козни продолжает строить. С любовниками развлекается, словно девка солдатская. Впрочем, такая она и есть. И место ей в доме публичном, а не троне государства Российского! Завтра на заседании кабинета я сама стану присутствовать! Надобно корень изменный выдрать, да так чтобы побегов более не пускал!

***

После этого императрица удалилась к себе, дабы отдохнуть и успокоиться в обществе своих шутов и шутих.

Буженинова как увидела царицу сразу к ней подошла и за руку взяла:

– Али снова обидели тебя, матушка?

– Обидели, куколка! Ничего сделать не могут. Только дай и дай всем! Мало они от меня милостей имели?

– Дак, я те сколь разговорила, гони всех в шею!

– Всех-то нельзя, куколка. А кто за державой смотреть станет? Россия-то страна огромная. А верных слуг дабы управлять ей нет. Вот беда так беда.

К ним подошла карлица Новокшенова, и, услышав последние слова царицы, заверещала:

– Беда, беда, беда. Матушку нашу разобители-и-и-и-и!

– Замолкни! – дала ей подзатыльник Буженинова.

От сего обращения Новокшенова заголосила еще больше:

– Беда! Беда!

– Не трогай дуру, куколка, в ушах звенит от гомону её. Где Ванька Балакирев?

– Дак он матушка бит был.

– Кем это?

– Дак твоим гофмаршалом.

– Рейнгольдом фон Левенвольде?

– Им. Балакирев пузырек с чернилами на платье евоной полюбовницы Наташки Лопухиной вылил. А тот осерчал, и палкой его отходил.

– А Лакоста где? Отчего не вижу короля самоедского?

– Его шут твой Мишка Голицын отлупил. Вот потеха-то была, когда дрались они. Жаль, ты не видала того, матушка.

– Квасник? Отлупил? За что? – удивилась царица.

Она знала Квасника как самого несчастного и забитого их своих шутов.

–За дело вестимо! Я его про сие попросила. Задирает меня сироту несчастную. Я и сказала Кваснику. Чего смотришь как девицу забижают? Дай в морду Лакосте. Тот и дал!

– За тебя, стало быть, стал, куколка? Тогда прощаю ему побои Лакосты, – улыбнулась Анна.

– А про женишка для меня подумала ли, матушка? Сколь ожидаю милости твоей.

– Не до того сейчас, куколка. Погоди малость. Забот то у меня державных сколь? Ведаешь ли? А что нового при дворе моем болтают?

– Камергер твой Юсупов женился, матушка.

– Женился? – Анна любила сплетни, это отвлекало её от забот. – Да на ком? Ведь девок подле него столь много было.