Они не виделись почти два года.
— Добро пожаловать домой. — Анна шагнула ему навстречу. — Слава Господу, вы вернулись целым и невредимым.
— А вы, моя дорогая, сияли, как маяк, указывая мне путь на родину, — с улыбкой ответил Стефен.
Он поцеловал ее в обе щеки, но в их объятиях не было ни тепла, ни ласки.
— Я скучал по тебе, Анна, — добавил герцог, окидывая ее взглядом, какой более подходил бы человеку, обрадованному тем, что его любимая кобыла не охромела и сохранила все зубы.
— Я тоже считала дни до нашей встречи, — холодно ответила она.
Сенешаль и управляющий уже спешили к господину.
— Бертран, Марсель. — Он протянул им руки. — Надеюсь, вы проделали весь этот путь не для того, чтобы сообщить какую-нибудь неприятную новость.
— Нет, мой господин, — ухмыльнулся сенешаль. — С вашим прекрасным городом ничего не случилось. Стоит на прежнем месте. Разве что стал еще сильнее.
— А казна еще полнее, чем тогда, когда вы уезжали, — поспешно добавил управляющий.
— Ладно, все это потом. — Стефен махнул рукой. — Мы провели в пути много часов, и задница болит так, словно меня гнали пинками от самого Тулона. Позаботьтесь о моих людях. Все страшно проголодались. А я… — Он посмотрел на Анну. — А я позабочусь о моей миленькой женушке.
— Теперь, мой муж, чтобы мы были на равных, мне придется прыгать до самого Парижа, — пошутила Анна.
Стоявшие рядом рассмеялись, и Анна, взяв супруга за руку, повела его к палатке, задрапированной зеленым и золотистым шелком. Едва они вошли, как любезное выражение соскользнуло с лица Стефена.
— Ты хорошо сыграла, женушка.
— Я не притворялась и действительно рада твоему возвращению. Ты нужен сыну. И если ты стал мягче и добрее…
— На войне люди не становятся мягче и добрее, — перебил ее герцог и, опустившись на стул, сбросил плащ. — Иди ко мне. Помоги снять сапоги. А я покажу, в какого милого щеночка превратился за это время.
Грязные, спутанные волосы падали на тунику. Пыль покрывала изможденное лицо. И от него пахло, как от кабана.
— Похоже, война даже не коснулась тебя. Ты такой же, каким и был, — обронила Анна.
— А ты, Анна, — ответил он, притягивая ее к себе, — ты, как сон, который желаешь видеть вечно.
— Пора проснуться. — Она отстранилась. Ухаживать за ним, прислуживать ему было ее долгом. Снять сапоги, вытереть шею влажной тряпицей. Но дотронуться до себя она ему больше не позволит. — Я не для того провела в одиночестве два года, чтобы меня оседлал грязный боров.
— Так подай мне чашу с водой, и я умоюсь, — ухмыльнулся Стефен. — Буду чистенький, как голубок.
— Дело не только в том, что от тебя воняет.
Все еще улыбаясь, Стефен медленно стянул рукавицы.
В палатку заглянул слуга с подносом, на котором лежали свежие фрукты. Почувствовав напряжение, он поставил поднос на скамью и поспешно вышел.
— Я успела познакомиться с твоими новыми друзьями, — не скрывая презрения, продолжала Анна. — С теми, которых ты прислал из Святой земли. С теми, что носят черный крест. С теми, что убивают без разбору, не щадят женщин и детей, невинных и благородных. Как низко ты пал, Стефен.
Он встал и медленно подошел к ней. И тут же как будто мурашки побежали у нее по коже. Стефен остановился за спиной. Она не повернулась.
Холодные, бесчувственные пальцы коснулись ее шеи. Губы, не знающие тепла любви, приникли к ее плечу.
Она отвернулась. |