— Может, вы хотите еще раз просмотреть досье?

— Зачем? Там ведь ничего не изменилось! — почти прорычал майор Джошуа. Оливковый цвет его лица и природная энергия однозначно отводили ему роль «плохого парня». Но он уже устал от этой игры и безуспешно пытался осмыслить происходящее. — Мне не понятно, почему мы до сих пор продолжаем обсуждать это! Парень совершенно однозначно виновен, дьявол его забери, и даже сам черт согласился бы с этим! И если мы не накажем его, то всеми это будет воспринято, как отпущение грехов.

— Послушай, Джош, я имею в виду майор, но ведь есть же смягчающие обстоятельства.

Грузный капитан Пухлик без труда справлялся с ролью «хорошего парня», исполняя обязанности адвоката дьявола. Защищать обвиняемых у него уже вошло в привычку, хотя данное дело было слишком трудным даже для его великодушия и терпимости. Но, тем не менее, он смело бросился давать отпор.

— Мы ведь требуем от наших младших офицеров, чтобы они проявляли инициативу и приобретали навыки руководителя. Но при этом если всякий раз, когда происходит что-то неординарное, мы будем резким шлепком осаживать их, то они очень скоро потеряют охоту делать то, что не предписано приказом или не оговорено в Уставе.

Майор фыркнул, выражая полное несогласие.

— Ничего себе — стимул! Да это чистейший кровожадный оппортунизм! По крайней мере, так отзываются об этом средства массовой информации, если я не ошибаюсь.

— Но ведь мы же не позволяем присутствовать журналистам при наших обсуждениях наказаний?

— Согласен, не позволяем, — согласился Джошуа. — Но полностью игнорировать общественное мнение мы все равно не можем. Ведь Легион — это одна из основ целой системы, и катастрофы, подобные этой, могут у многих вызвать отношение к нему как прибежищу преступников и неудачников.

— Если им нужны герои, то для этого есть обычная регулярная армия, не говоря о космодесантниках, — сухо заметил капитан. — Легион никогда не был прибежищем ангелов, включая, могу держать на этот счет пари, и сидящих в этой комнате. Думаю, что от нас требуется осудить действия этого человека, не пытаясь спасти при этом репутацию Легиона.

— Хорошо. Давайте еще раз вернемся к его проступку. Я до сих пор не вижу в его действиях ни одного смягчающего фактора.

— Он внушил одному из до глупости исполнительных, за что вы так ратуете, пилотов совершить несанкционированный бомбовый удар. Я знаю много командиров, которые никогда не пойдут на такое даже в том случае, когда у пилотов есть приказ о подчинении. И вы считаете подавление подобной инициативы вполне разумным?

— Это зависит от того, каким образом вы разграничиваете способность быть лидером и обычное подстрекательство к неповиновению. Все, в чем на самом деле нуждается ваш лейтенант, так это пара лет, проведенных за решеткой, которые немного охладят его пыл. После этого он, возможно, дважды подумает, прежде чем принять опрометчивое решение.

— Не думаю, что мы и в самом деле склонны к такому решению.

Оба офицера тут же прервали свой спор и обратили все внимание на полковника, которая наконец-то вступила в дискуссию.

— Высказав несколько исходных положений, майор, вы сделали ряд основанных на них выводов. Но при этом существуют вполне определенные… факторы, которые следует принимать во внимание, и которые вам просто не известны.

Она сделала паузу, будто взвешивая для верности каждое слово, в то время как офицеры терпеливо ждали.

— Я выступаю резко против подобного решения, и, более того, хочу надеяться, что у нас никогда не будет необходимости в его принятии.