— Еще я думаю, вы выскажете мнение нашего военного ведомства в отношении пребывания наших войск в странах социалистического содружества, в братской Монголии, в обоих Йеменах (он так и сказал, умышленно, и все пронзительнее смотрел на молча слушавшего военного министра). Поделитесь, каковы ваши планы по поводу Кубы, Анголы, Мозамбика. Ведь вы, я думаю, посвятите меня в это? Нет-нет, меня не интересует то, как подаются эти темы в наших газетах и что докладывают в Политбюро… — И уже совсем не давая гостю опомниться, словно захлопывая мышеловку, жестко произнес: — Я правильно понял ваш визит, товарищ Константинов?

Практически никому еще не удавалось вывести маршала из нормального состояния, он всегда и из любой ситуации мог выйти победителем, но тут вдруг почувствовал, как земля уплывает из-под ног…

И… тут же услышал произнесенное шепотом в самое ухо:

— Маршал, вы не упадете, не ударитесь, у вас кресло устойчивое.

Слово «устойчивое» словно приклеило Константинова к креслу, он даже выпрямил спину, пытаясь проверить, не прилип ли он и в самом деле к высокой спинке…

— Так я вас слушаю.

— Я хотел сказать не об этом, — попытался собраться с мыслями маршал. — Я хотел с вами посоветоваться. Но коль вы так осведомлены, что…

— Разве я сказал, что осведомлен? Наоборот, это я вас попросил поделиться своими замыслами, товарищ Константинов… Ну хорошо, я могу вам помочь. Вас, как полководца минувшей войны, крупного советского военачальника, отвечающего в Политбюро за мощь нашей армии и флота, не может не волновать та проблема, которая волнует всякого здравомыслящего политического деятеля. Вы хорошо знаете, что и Ангола, и Мозамбик — наш плацдарм. А ядерное оружие — сдерживающий фактор. И, чтобы вас успокоить, подтвержу, что американцы его никогда не применят. Для этого нужна другая воля, другая личность, и не у них, а на нашей стороне… Надеюсь, вы меня понимаете?

«Не подозревает ли он меня в желании?.. — боясь домыслить фразу, подумал ошарашенный маршал. — А… может, он сам и есть эта личность?! Он — сам?!» Больше ему ничего не приходило на ум. Он успел не раз пожалеть, что поднял трубку, напросился на встречу и приехал сюда. Сам, добровольно отдал себя на чудовищное испытание.

Секретарь ЦК сделал паузу, поднялся с кресла, бросив повторно:

— Надеюсь, вы меня понимаете?

Архимандритов направился в дальнюю часть кабинета; его шаги заглушал чудесный ковер ручной работы, его взгляд встречался с искусно выписанными глазами на живописных полотнах давних мастеров; и, словно наблюдая за ним, то там, то здесь вспыхивали глазки алмазов и самоцветов, украшавших посуду, мебель и даже ручки дверей. Среди всей этой роскоши Арсений Алексеевич становился похож на гнома, охраняющего сказочные богатства от злых людей и оттого имеющего право быть недобрым, ворчливым и подозрительным.

Попавший сюда впервые маршал Константинов был шокирован, причем не столько роскошью, — он перестал обращать на это внимание, сколько той мощью, которая исходила от Архимандритова. В какой-то момент ему даже показалось, что какая-то неземная сила в буквальном смысле заталкивает в его мозг истины, о которых он до этого не имел ни малейшего понятия. «Что с ним происходит?» — пытался понять Владимир Владимирович, однако не мог бороться с непонятной силой, внушавшей ему истины о человеческом бытии.

До него дошло, что никакие прежние знания, ни академия Генштаба, ни его огромный опыт командования армией в годы Великой Отечественной войны, ни послевоенные четверть века служения партии и государству на высших командных должностях в Вооруженных Силах, не дали ему и толики тех знаний, которые сейчас, ежесекундно, втекают в его сознание! Переворачивая все представления о мире, об армии, о революциях и войнах.