|
Каждый старался улизнуть с нею в какое-нибудь укромное местечко, но в критический момент под боком всегда оказывался и другой. Вскоре Энг, к своему прискорбию, заметил, что девушка предпочитает ему Чанга и с этого дня ему пришлось вынести не мало страданий: он был обязательным свидетелем всех их воркований и нежностей. С великодушием, достойным безграничной похвалы, он переносил свое несчастие, примирившись раз навсегда с этим положением, разрывавшим на части его благородное сердце. Ежедневно, с 7 часов вечера до 2-х часов ночи, он сидел и прислушивался к шаловливым дурачествам влюбленных и к звуку сотни расточительно посланных поцелуев, будучи готов отдать свою правую руку, если бы хотя один из них выпал на его долю. Но нет, — ему приходилось только терпеливо сидеть рядом, ждать с открытым ртом, зевать, потягиваться и томиться до 2-х часов пополуночи. А в лунныя ночи, он, вместе с влюбленными, делал далекия прогулки, миль по десяти, хотя обыкновенно и страдал ревматизмом. Он — отчаянный курильщик, но, при данных обстоятельствах, ему нельзя было курить, так как молодая девушка совсем не выносила табачнаго дыма. Энг от души желал, чтобы они скорее поженились и вся эта история, хоть как-нибудь кончилась; но, хотя Чанг не раз ставил этот вопрос на очередь, юная девица не решалась ответить на него в присутствии Энга. Однажды, когда утомленный 16-ти верстным променадом и ночным дежурством, вплоть до утренней зари, Энг задремал, вопрос был поставлен вновь и на этот раз разрешен утвердительно. Парочка повенчалась. Все, знакомые с обстоятельствами дела, превозносили великодушие деверя; непоколебимая преданность его была темою многочисленных разговоров. Он неотлучно пребывал при них за весь продолжительный и тяжелый период их сватовства и, когда они, наконец, поженились, он простер над ними руки и с многозначительной торжественностью произнес: «Дети мои! Да благословит вас Бог, а я вас никогда не оставлю!» И он сдержал свое слово. Такое постоянство есть, несомненно, исключительное явление в нашем безсердечном мире. Вскоре после этого Энг, влюбившись в сестру своей невестки, женился на ней, и с того самаго времени они постоянно, денно и нощно, жили друг подле друга в милой и трогательной сердечности, что могло бы послужить новым ходячим упреком нашей прославленной цивилизации.
Установившаяся между братьями симпатия была настолько велика и нежна, что все чувства, стремления и волнения одного немедленно воспринимаются и другим. Заболевает один, заболевает и другой; чувствует страдание один, чувствует его и другой; сердится один, начинает сердиться и другой, Мы только что видели, с какой удивительной легкостью оба брата влюбились в одну и ту же девушку. Но Чанг принципиальный и непоколебимый противник всякаго рода излишеств, а Энг, как раз, наоборог, из чего следует, что, хотя чувства и побуждения обоих этих людей так удивительно совпадают, интеллектуальная деятельность каждаго совершенно независима: мысли их вполне свободны. Чанг состоит членом общества трезвости «добрых храмовников», будучи вообще ревностным, вдохновенным адептом всех форм умеренности. К душевному его прискорбию, Энг напивается при всяком удобном случае и, само собой, вследствие этого, оказывается пьяным и Чанг. Эта несчастная зависимость составляет для Чанга предмет большого горя, так как ею почти совершенно уничтожается полезная его деятельность на почве стремлений к воздержанию. Каждый раз, когда Чангу приходится занять место во главе процессии общества трезвости, Энг становится рядом с ним, пунктуальный как часы и пьяный как лорд, отнюдь, впрочем, не пьянее и небезпомощнее, чем его брат, который не имел и капли во рту. Затем они оба начинают кричать, ругаться и бросать комками уличной грязи и камнями в «добрых храмовников», вследствие чего естественно разстраивается и вся процессия. Но, очевидно, было бы совершенно несправедливо наказывать Чанга за то, в чем виноват Энг, и потому «добрые храмовники», примирившись с таким неприятным положением вещей, переносят его молча, затаив душевную муку. |
