Марина Цветаева. Сибирь
Казацкая, татарская Кровь с молоком кобыл Степных… Тобольск, «Град-Царствующ Сибирь» — забыл, чем был?
Посадка-то! лошадка-то! А? — шапка высока! А пустота под шапкой-то! — С доставкой ясака.
Как — «краше сказок няниных Страна: что в рай — что в Пермь…» Казаки женок сманенных Проигрывали в зернь.
Как на земле непаханной На речке на Туре Монашки-то с монахами В одном монастыре
Спасалися. Не курицу — Лис, девку подстерег Монах. Покровско-Тушинский Поднесь монастырек
Стоит. (Костлявым служкою Толчок: куды глядишь? В монастыре том с кружкою Ходил Распутин Гриш.)
Казачество-то в строгости Держать? Нашел ягнят! Все воеводы строятся, А стройки — все-то в ряд.
Горят! Гори, гори, Сибирь — Нова! Слепи Москву- Стару! Прыжками рысьими, Лисьими — к Покрову —
Хвостами — не простыла чтоб Снедь, вольными людьми: Иванищу Васильичу Край, Строгановыми
Как на ладони поданный. Ломоть про день-про чёрн Как молодицы пó воду — Молодчики — по корм.
В такой-то — «шкуру сдергивай» Обход — «свою, д…мак!» Самопервейшим жерновом Ко дну пошел Ермак.
Прощай, домоводство! Прощай, борода! Прощай, воеводство! Петрова гнезда
Препестрого пуха, Превострых когтей В немецком треухе — Гагарин Матвей.
Орел-губернатор! Тот самый орел, От города на три Верстищи Тобол
Отведший и в высшей Коллегии птиц За взятки повисший Петровой Юстиц- Коллегии против.
Дырявый армяк. Взгляд — смертушки просит. — Кто? — Федька-Варнак.
Лежу на соломе, Царей не корю. — Не ты ли Соймонов, Жизнь спасший царю?
(С ноздрею-то рваной?) — Досказывать, что ль? И сосланный Анной Вываривать соль
В Охотске. — В карету! Вина прощена. Ноздря — хоть не эта — А приращена.
И каждый овраг Про то песенку пел: Как Федька-Варнак Губернатором сел Тобольским.
Потомства Свет. Ясен-Фенист! Сибирское солнце — Чичерин Денис.
В границах несведущ. Как солнце и дождь Дававший на немощь, Дававший на мощь.
Речь русскую «нате»- Внедривший-словцом, В раскрытом халате, С открытым лицом,
С раскрытою горстью — В морозной соли — Меж Князем Обдорским И Ханом-Вали.
…Зато уж и крепко Любила тебя Та степушка, степка Та, степь-Бараба,
Которую — версты Строптивых кобыл! — Ты, ровно бы горстью Соля, — заселил.
— Сей, дяденька, ржицу! Тки, девонька, холст! В тайжище — в травище — Ужу не проползть —
В уремах, в урманах — Козе не пролезть — Денису Иванычу Вечная честь.
Так, каждой хатенкой Равнявшей большак, Сибирский Потемкин С Таврическим в шаг Шел.
Да не споткнись шагаючи О Государства давешний Столп, то бишь обесчещенный Меньшикова-Светлейшего — В красках — досель не умерли! — Tруп, ледяную мумию Тундры — останки мерзлые Меньшикова в Березове.
(Без Саардамским плотником Данной, злорадством отнятой Шпаги — в ножнах не нашивал! — Только всего-то навсего — Тундра, морошка мражена… Tак не попри ж, миражными Залюбовавшись далями, Первого государева Друга…)
Где только вьюга шастает, Кто б меня приласкал, Седу? Тобольск, Град-Царствующ Сибирь, чем был — чем стал!
Как еще вживе числятся-то, Мертвых окромя, Tвои двадцать три тысячи Душ, с двадцатью тремя
Церквами — где воровано, Tам молено, казак! — С здоровыми дворовыми, Лающими на кряк
Кареты предводительской В глиняной борозде. С единственной кондитерской — Без вывески — в избе…
Не затяни ошибкою: «Гроб ты мой, гроб соснов!» С дощатою обшивкою Стен, досками мостков
И мостовых… И вся-то спит Мощь… Тёс — тулуп — сугроб… Тобольск, Тобольск, дощатый скит! Тобольск, дощатый гроб!
Медон, 1930 |
