Доктор был в публике. Он пришел.
– Доктор, рана смертельна?
– Спасите ее, доктор!.. Это лучшее дитя в мире!..
– Она умерла?.. Не правда ли?.. О, неужели правда?..
Все эти возгласы, крики и вопли – все смешалось в одном отчаянном шуме. За кулисы театра набилось столько народу, чужого и своего, интересующегося одинаково горячо участью раненой, что доктору было невозможно отвечать на все вопросы. Он, впрочем, и не думал об этом. Все его мысли заняты были несчастной девочкой.
Сибирочка все еще лежала распростертая на диване в уборной мистера Билля. Над нею склонилась рыдающая Герта. Поддерживая голову Сибирочки, на коленях у дивана стоял Андрюша, не замечая, что кровь, обильно лившаяся из груди раненой девочки, пачкала его руки и шутовской клоунский наряд.
Эрнест Эрнестович, все пятеро Ивановых, Элла, Дюруа с Робертом и, наконец, сам мистер Билль стояли вокруг девочки, ожидая, что скажет доктор. Последний умелыми, ловкими руками уже приступил к перевязке и, раскрыв израненную грудь ребенка, стал рассматривать рану, стараясь во что бы то ни стало прежде всего остановить кровь.
Все замерли в ожидании его приговора. Все молчали… Сибирочка по-прежнему лежала без чувств.
Неожиданно распахнулась дверь, и взволнованная, трепещущая княжна Аля Гордова, об руку с отцом, вошла в уборную.
– Она здесь, папа!.. О, бедная моя Сибирочка! Папа! Папа! Узнай, пожалуйста, будет ли она жива!.. – обливаясь слезами, лепетала Аля, таща за руку отца в уборную, где лежала ее подруга.
Князь Гордов быстрыми шагами подошел к больной. Его аристократическая фигура, изящный костюм и взволнованное лицо – все это заставило присутствующих посторониться и дать ему дорогу.
Он низко наклонился над бесчувственной девочкой, желая узнать, дышит ли еще она, и вдруг отшатнулся от нее, бледный как смерть, с громким криком не то ужаса, не то изумления… Прямо в глаза ему блеснул странный, знакомый ему предмет – крестик, на который едва ли обратили внимание присутствующие здесь люди. Дрожащими руками князь схватил крестик, повернул его оборотной стороною и, наклонившись еще ниже, к самой груди девочки, к немалому удивлению окружающих, прочел надпись, сделанную на кресте: «Спаси, Господи, рабу твою Александру!»
И с криком схватился за голову… Это был хорошо ему знакомый золотой крестик на золотой цепочке.
Глава XXVI
Что было дальше
Прошла минута. Бледный как смерть князь стоял над распростертой девочкой, не будучи в состоянии произнести ни одного слова. Глаза всех были с крайним изумлением обращены на него.
– Что с тобой, папа? Что с тобой? – испуганно спрашивала отца княжна Аля, теребя его за руку.
При звуке ее голоса князь точно проснулся.
– Где директор цирка? – спросил он глухо, и лицо его странно осунулось и потемнело.
– Я здесь! – тотчас же послышался взволнованный ответ господина Шольца, и сам он отделился из толпы.
– Я сейчас увожу девочку к себе, – срывающимся от волнения голосом, но не допускающим возражения тоном обратился к нему князь. – Будет ли она жива или умрет, но я хочу, чтобы она была в моем доме. Это дитя бесконечно дорого мне! Позаботьтесь о том, чтобы больную и доктора поместили в мою карету!
– И меня! О, и меня тоже! Я не могу оставить мою Шуру! – вырвалось из груди Андрюши, и его черные глаза с мольбою остановились на лице князя. |