— Как же в зал-то войти, господи?!

Павлу почему-то очень хотелось войти в зал и посмотреть на шар и продолжать искать детей. А Стекляшкин уже вовсю решал эту проблему: снял шлем с фонарем, положил на землю, чтобы свет почти не проникал в зал, и стал осторожно заглядывать, прикрывая глаза рукой. Заглянул, отпрянул, изменил положение шлема, опять заглянул. И так несколько раз, пока шар не стал вспыхивать так, чтобы в зал можно было войти. Ну инженер, что возьмешь — опять же, никакой тебе романтики.

Зал был огромный, залитый пронзительным светом, как если бы в его конце горела лампочка свечей в сто пятьдесят. Даже в этом свете почти не был виден потолок, но ручей, бегущий вдоль стены, и стены, и каждый сантиметр истоптанного глиняного пола были видны превосходно.

Владимир Павлович и сам не думал, что так сильно готов верить в шар. И в то, что он существует, и в его волшебные способности. Шар был вот он, уже в каком-нибудь метре: большой, с голову человека, непонятно из какого материала. Стоять рядом с ним было можно, но невозможно на него смотреть. Стекляшкин опустил голову, смотрел в стену под шаром, на полметра ниже выступа, на котором устроился шар.

«Отдай дочку! — подумал Стекляшкин, не решаясь прикоснуться к горящей холодным огнем поверхности. — Все возьми, только отдай мне Ирину».

И повторил вслух, почти стесняясь самого себя, но может быть, именно так полагалось просить, чтобы шар исполнил просьбу.

— Отдай мне дочь, по глупости ушедшую в пещеру, — говорил Стекляшкин неверным, надтреснутым голосом, — отдай… Возьми все, что ты хочешь… Все, что тебе будет нужно.

— Возьми жену, — спохватился Стекляшкин, — вот уж без кого не заплачу… Возьми все, что у меня есть. Покарай, если я заслужил. Хотя в чем я виновен? А, Шар? Разве что в слабоволии… Мужчина не должен быть слаб, в этом я, конечно, виноват… Накажи, если ты в силах и если тебе это нужно. Помоги отыскать дочку… Верни Ирку.

Вдохновение проходило. Стекляшкин стал спотыкаться, повторялся.

— Гхм…

Павел стоял позади; ну конечно же, он уже успел нанести местоположение грота с шаром на общую карту пещеры и уже поставил вешку. Что с них, с прозаиков, возьмешь…

— Владимир Павлович… Я проверил, там дальше тупик. Давайте осмотрим последний участок.

— Последний?!

— Последний из намеченных. Там еще есть ходы, но их нам никак не осмотреть… За сегодня не осмотреть.

— О Боже…

— Еще есть завтра… А может, еще и сегодня…

— Не утешайте, Павел. Вы же слышали, я готов Шару молиться.

— А может, еще и поможет.

Но еще несколько часов, проведенных в самых мрачных подземельях, не дали совершенно ничего.

Обе группы вышли на поверхность, когда день девятнадцатого августа начал уже клониться к вечеру. Еще были, конечно, необследованные ходы. Движение воздуха из узких щелей — не протиснуться — отклоняло пламя свечки. За узкими щелями угадывались новые коридоры. Может быть, целые громадные пустоты, системы пустот, равные всей остальной уже известной пещере. Далеко в сторону Оя отходили коридоры на разных уровнях, пробитые водой в разные геологические эпохи. Там была работа для целой экспедиции и на несколько недель, только чтобы осмотреть пространство и снять план.

Но в пределах возможности такой маленькой группы, почти без снаряжения, вблизи от мест, где потерялись дети, они обыскали практически уже всю пещеру. Или дети ушли из пещеры (что невероятно), или они попали в области, о которых ничего неизвестно и в которые им, самодеятельным спасателям, никогда не попасть.

Рукотворное божество

Разумеется, заключенного очень много заставляют делать того, что нужно не ему, а только лагерному начальству.