— А вот и они! — громко, звучно сообщил Михалыч, — те самые, кто вас загонял в горы! Их организация много раз поменяла название, но они и сейчас сидят под портретами Дзержинского!

— Эти, что ли?

— Эти самые.

— Не похожи… Врете вы, господин хороший — тут ни рогов, ни хвоста…

Но все же насторожились мужики, придвинулись… Ничего не сделали они гэбульникам, только уставились на них в упор и без особой, как нетрудно понять, нежности.

Солнце только что село, и еще совсем прозрачным оставался прохладный, густой по вечернему воздух, когда машина сделала круг над Малой Речкой, и опустилась на полянку у реки. К тому времени мало кто из спасателей еще отсутствовал, и шуму получилось очень много.

Утихли вопли Ревмиры, источающей потоки слез над потерянным и найденным дитятком. Дитятко, впрочем, идти домой не пожелало, заявило, что будет жить у Мараловых, если там Павел. Наобнимались, наорались все Андреевы.

Латов задавал вопросы детям — вроде бы вполне отеческие вопросы, но как-то так получалось, что к концу разговора он неплохо знал, как пройти в деревню Ключи и какую вооруженную силу способна выставить деревня. И вот тут удивила Ирина… Оттолкнув тарелку, в третий раз опустевшую от борща, девочка спросила, и что характерно — с совершенно серьезным выражением:

— Один только вопрос, Валерий Константинович… Вы мне отдадите хотя бы половину клада, который и без того мой?

Ирине удалось то, что мало кому удавалось: она сразу же привела Валеру Латова в самое замечательное расположение духа.

— Ну и вопрос, прямо из Стивенсона… — заулыбался Валера. — «А отдаст ли ваш сквайр Трелони мне тысячу фунтов, которые и так мои?!»

— Я вполне серьезно говорю.

— Отдам, детка, отдам. И половину, и даже весь отдам. А что, возникают вопросы?

— Я знаю, где этот клад… Они не смогли найти клад, потому что я им не сказала… Вернее, сказала неправильно. Так что вопросы возникают.

— Маме?! Матери неправильно сказала?! — в некоторых отношениях Латов был такой же тупой, как Маралов.

Ирине только и оставалось, что длинно и влажно вздохнуть, лицемерно отвести глаза. Ну что поделать, если взрослый дяденька не понимает простых вещей… Вроде бы Валера Латов был очень опытный дяденька. И с проститутками Валера спал, потом гонорею лечил, вылечить не мог полгода, потому что снова понесло по блядям, и подцепил он гонорею второй раз. И табуреткой, и ножом отстаивал право спать с женщиной в каком-то низкопробном кабаке. И на женщине он женился, у которой перед венцом приходилось еще спрашивать, как зовут. В общем, знал дяденька кучу всего, о чем Ирина, можно сказать, не имела никакого представления, да и по сей день не имеет (и правильно делает, что не имеет, между прочим). Но что поделать, если такой взрослый, опытный дяденька тоже понятия не имеет кое о чем. Например о том, что мама может взять и спереть клад у дочки. Мама. Мамочка. Мамуля. Вот скажем, Иркина мама взяла и преспокойно сперла клад, и ничего тут уже не поделаешь. А дяденька вот смотрит ненормальными глазами, и никак не в силах понять, поверить, что так оно все и есть, что присвоила клад, и весь сказ…

— Да, маме… Валерий Константинович, я могу вам рассказать эту историю, только это будет уже в третий раз… Дмитрий Сергеевич ее уже знает, он нас даже увозил… В общем, мы с Пашей хотели выйти туда, где клад. А там уже мама с папой и с ее… в общем, с одним другом мамы. И мы сбежали.

— Сбежали от места, где клад, чтобы не идти туда, где твоя мама с папой и с другом?

Теперь Валера Латов начал проявлять понятливость и был вознагражден улыбкой Иры.