– Лучше подождите, – советовала секретарша. – А то мало ли? Сами знаете, где живем. В такой стране все может произойти.

– Да да, это точно, это точно, – задумчиво подтвердил губернатор. – Любая неожиданность, любое западло… Напишем, деньги потратим, а потом раз, и опять что то случится… Так портретов не напасешься. Может, получится? Если только одно лицо изменить? Нет, не получится, теперешний ниже ростом и морда у него узкая. Если тонко так подмалевать, с этой стороны убрать, березки подрисовать, облаком закрыть. Васькин, ты как считаешь? Можно только одну фигуру перерисовать, а все остальное оставить как есть?

– Можно все испортить, – обиженно гудел художник, – реализм пропадет. Придется фигуру менять, пейзаж дописывать, кое что передвигать… Может не получиться. Будет не слишком эффектно. Надо подумать…

– Думай, – разрешил губернатор и резко поменял тему разговора: – А что Трегубова? Все еще сидит?

– Сидит, Анатолий Францевич, – подтвердила секретарша.

– Ты сказала, что меня нет?

– Сказала.

– Что сегодня приема нет?

– Да.

– Говорила, что я завтра ее с утра приму?

– Говорила, Анатолий Францевич.

– А что в областную думу срочно еду?

– Все равно сидит.

– Черт! Вот настырная баба, – с досадой покачал головой губернатор.

Секретарша изобразила на своем лице полное понимание чувств высокого начальства.

– Всю неделю ходит, как на работу, – подтвердила она. – Лучше бы по адвокатам бегала. Они ей сейчас больше нужны… Вот, кстати, – доставая из папки лист бумаги и укладывая его на стол перед Шварцем, добавила она. – Трегубова передала новое письмо на ваше имя.

Губернатор одним глазом покосился на бумагу и сморщился, словно хлебнул уксуса.

– Ну вот! Вот опять – «разберитесь, разберитесь, разберитесь»… Опять я должен разбираться. Как будто я прокурор… Они думают, раз губернатор, значит, все на свете может… На свидания ее к мужу не допускают… А я тут при чем?

Секретарша пожала плечами, тоже выражая досаду по поводу правовой неграмотности людей.

– Эх, привыкли в советское время, что все за них решают…

– Она пишет, что ее мужу уже назначен государственный защитник, а она хочет нанять частного адвоката, – подсказала секретарша, заглядывая через плечо в текст письма.

– И пускай нанимает! Пускай делает, что хочет, я тут при чем? Зачем она меня хочет припутать ко всей этой истории? Только этого мне не хватало. Сами разберутся: РУБОП, Военная прокуратура, ГУВД, МВД… Там своих начальников хватает. А меня в это дерьмо не впутывайте! Своего собственного… не разгрести!

Шварц, разозлившись, грохнул ладонью по полированной столешнице из карельской березы.

– Все! Гоните ее в шею! В следующий раз предупреди охрану на вахте, что Трегубову – не впускать. Тебе ясно?

Секретарша кивнула.

Жена арестованного две недели назад руководителя регионального управления по борьбе с организованной преступностью, тридцатилетняя Евгения Трегубова, в волнении ходила взад вперед по приемной губернатора, поглядывая на широкие двойные двери, ведущие в кабинет Шварца.

– Ну что?! – с надеждой бросилась она к секретарше, когда та появилась на пороге кабинета, плотно прикрывая за собой дверь.

– Не примет, – покачала головой блондинка.

– Почему? Он прочитал письмо?

Секретарша кивнула.

– Как же так? – растерянно повторила Трегубова, ломая пальцы.

Этот хруст вывел секретаршу из терпения.