Юрий Корчевский. Сибиряк. В разведке и штрафбате
Глава 1
Новобранец
Алексей попытался удержать равновесие на бревне, перекинутом через ручей. Но бревно предательски повернулось, и он упал в воду. Выбравшись, разделся догола, отжал одежду. И надо же, как его угораздило! Вода в июне холодная, Сибирь – не Кавказ. Завтра уже возвращаться с охотничьей заимки домой, и вот – нате, вымок. Он оделся и бегом бросился к избушке – на бегу одежда быстрее просохнет. Ему больше было жалко ружья – при падении вода попала в механизмы. В избушке он вновь разделся, повесил на веревку одежду и стал разбирать «фроловку» – так называли винтовки Бердана, рассверленные до 20-го калибра. Хорошее ружьецо, еще отец им владел. Он и сейчас жив, только стар стал, глазами слаб, на охоту уже не ходит. А Леха охотой промышлял, кроме «фроловки» еще «мелкашку» имел. У нее патрон слабый, но дешевый, и вес маленький, что на ходовой охоте немаловажно. Зато зайца или тетерева с «мелкашкой» брать хорошо. Звук у выстрела слабый, иногда двух-трех птиц добыть успеешь, пока стая всполошится. Только птица иногда на выстрел крепкая попадалась – тот же глухарь. Осторожная, близко к себе не подпустит, только на току ее и добыть можно. Как затоковал самец, бери его хоть голыми руками – ничего вокруг себя не видит и не слышит. Месяц он уже дома не был, провизия – крупы и соль, да и патроны к концу подходили. Надо было домой возвращаться. Прибыток ноне неплохой, вон сколько шкурок сохнет. Правда, они только солью обработаны, чтобы не портились. Мездру он с них снял, но, чтобы шкурка мехом стала, ее еще выделать надо, квасцами обработать. Но в потребсоюзе ее и такую хорошо берут. Хочешь – деньгами за шкурки бери, хочешь – часть порохом или патронами к той же «мелкашке». Алексей собрался утром, из последних крупинок чайных сделал заварку, шкурки в мешок определил. Огромный он вышел, да легкий. Выпив жиденький чай, он отправился в поселок. Половина мужиков в поселке промысловой охотой занималась, половина – на руднике работала. Пробовал и Леха на руднике деньгу заколачивать, отработал смену – и домой. Только не понравилось ему. Пылища, видимости под землей никакой, кашлять стал. В конце концов плюнул он на рудник. В тайге воздух чистый, не надышишься. Мяса для еды полно вокруг бегает, летает и плавает, только не ленись. Себе радость, государству польза. А как же? Шкурки же выделывались, какие получше – за рубеж шли, за товары ихние. Опять же в поселке – почет и уважение. Так и пробежал он десяток километров от заимки охотничьей до поселка. Шел веселый, улыбался. А что? С добычей домой возвращался, сейчас ружья дома оставит – и в потребсоюз. А вечером можно и на танцы. Есть там одна девушка, Зоя – уж больно нравится она Алексею. Тоже, как и он, из староверов, себя блюдет, лишнего не позволяет. Такую и в жены взять можно. Денег вот только поднакопить надо на новую избу. Старая-то, отцовская, мала, все-таки шесть братьев у него и две сестры. Два старших брата женаты уже, отделились. Шел Леха по главной и единственной улице поселка и улыбался. И сразу не понял, почему первый же встречный, бухгалтер сельсовета, желчный Степан Матвеевич, негодующе спросил: – Чего радуешься? – Домой вернулся, – недоумевающее ответил Алексей. – А, так ты не знаешь? – Чего? – Война! С германцами, три недели уже идет. Немчура Минск взяла, Красная Армия отступает. Леха так и оторопел. Конечно, откуда ему знать? В тайге радио и газет нет, только и узнаешь новости, когда домой возвращаешься. Он рывком распахнул дверь в отцовскую избу и сразу увидел заплаканные глаза матери. – Ой, лихо! – она зарыдала в голос. |
