Это было видно по глазам, когда он выносил приговор: двадцать лет с возможностью условно-досрочного освобождения через пятнадцать, минимум, допускаемый для непредумышленного убийства. Но все же – целая жизнь.
– Простите, мисс.
Дорогу ей преградил судебный пристав.
– Только представители закона.
– Но ему нужно видеть меня!
– Черта с два!
Прежде чем Тони сообразила, что происходит, отец Билли схватил ее за плечи и отшвырнул к стене с такой силой, что она задохнулась.
– Это ведь ты, верно? Это была ты! Позволила моему мальчику взять на себя вину, богатая, избалованная сучонка!
– Убери руки от моей дочери!
Впервые в жизни Тони была рада видеть отца. Уолтер Гилетти не отличался физической силой, но излучал властность.
– Понимаю, что вы расстроены, – сказал он Джеффу. – Но Тони не имеет с этим ничего общего.
– Как же, не имеет. – Джефф со слезами на глазах отступил. – Дерьмо вашей дочери не воняет. Билли дали двадцать лет. Двадцать лет!
– Если будет держать нос по ветру, а руки чистыми – выйдет через пятнадцать, – пожал плечами Гилетти.
Небрежный ответ богача оказался последней каплей. Джефф с оглушительным ревом бросился на Уолтера, слепо размахивая кулаками. Полицейский тщетно пытался разнять мужчин. Тони, воспользовавшись шансом, сбежала вниз, где находилась камера для осужденных, но другой коп мгновенно схватил ее.
– Какого черта вы тут вытворяете, юная леди? Нельзя врываться сюда без разрешения.
– Все в порядке, Фрэнк. Мальчишка просил привести ее.
Бледный и серьезный Лесли Луз возник словно из ниоткуда. Очевидно, приговор потряс и его.
Коп неохотно отступил.
– Спасибо, – сказала Тони адвокату.
– Пожалуйста, это все, что я могу сделать.
– Вы ни в чем не виноваты.
– Да, – тихо ответил Луз.
Стоило войти Тони, как Билли просиял:
– Слава Богу! Я думал, тебе не позволят прийти.
Она здесь. Его Тони. Его Елена Троянская. В простом платье-рубашке из кремового шелка до колен, в туфлях на средних каблучках рюмочкой и кашемировом кардигане она выглядела старше, чем он помнил. Костюм словно кричал о дороговизне (она была богатой) и скромности (а вот этого определенно не было). Но ничто не могло скрыть животной чувственности тела под платьем.
Билли шагнул к ней, притянутый, как магнит к куску металла или беспомощный мотылек – к огню.
– Привет.
Тони обняла его, прижала к себе, и горячие виноватые слезы упали на его воротничок и потекли по шее.
– Мне так жаль, Билли. Прости.
– За что? – Билли выдавил улыбку, полный решимости быть храбрым в ее присутствии. – Это мое решение. Не твое. И случись это во второй раз, я поступил бы точно так же.
– Но, Билли! Двадцать лет!
– Пятнадцать, – поправил он. – При условно-досрочном.
– Но ты ничего плохого не сделал.
– И ты тоже.
– Билли, брось! Я сделала. И ты это знаешь. Мы оба знаем. Николас был в моей группе.
– Это был несчастный случай. Несчастный случай, и никогда этого не забывай.
Вдыхая запах ее кожи, смешанный с легким лимонным ароматом духов, он изнемогал от желания к ней. Несмотря на показную храбрость, он боялся. Боялся тюрьмы, будущего без нее.
Он в отчаянии притянул ее к себе, страстно целуя, силой вталкивая язык ей в рот, как голодный цыпленок в поисках еды.
Тони чуть не стошнило. От него пахло страхом. |