Сиккер приближается и как только он придёт, я буду не в состоянии продолжать своё исследование, пока он не уйдёт. Богиня, дай мне мужества не забыть о моей цели и помешать узнать этому Сиккеру, что я на самом деле ищу. Если только Мэйбл могла бы дать мне настоящее имя этого Сиккера…тогда у него не будет никаких шансов выстоять против меня.

— Ж.К.

В воскресенье, проснувшись, я нашёл кровать своего отца пустой. Чёрт! Я был прав: это было похоже на жизнь с наркоманом, мне всегда приходилось находиться в состоянии боевой готовности, на случай, если он попытается сбежать. Я немедленно набросил одежду, чувствуя смесь гнева, вынужденного сочувствия и напряжённого нетерпения.

Удивительно, что отчаяние может заставить человека делать, подумал я 20 минут спустя. Мой отец был так слаб, что поход в продуктовый магазин мог вымотать его на несколько часов, но здесь, в его непреодолимом желании достичь своей бит деарк, он был в состоянии тащиться многие мили через канадский лес зимой.

Когда я приблизился к месту темноты, чувствуя знакомые чувства тошноты и страха, я мрачно подумал, что я собираюсь делать со своим отцом — позволить ему убить себя? Попытаться спасти его? Закаляя себя, используя все силы которые у меня были, я нырнул в низкий вход хижины и нашел моего отца, его лицо светилось в экстазе. Когда мои глаза сфокусировались, я увидел дух моей матери, оформившийся над светящимся входом в теневой мир. Дэниэл смотрел вверх, радость делала его, кажется, на двадцать лет моложе. Он протягивал свои руки к ее астральной оболочке.

Я подполз ближе, благоговея от присутствия моей матери, как это было и в первый раз. Встав на колени рядом с Дэниэлом, я не мог не позволить себе насладиться ощущением ее присутствия, которое было всем, что я мог себе позволить до тех пор, пока не присоединюсь к ней в один прекрасный день в теневом мире.

"Дэниэл" сказала мама, "Я говорю тебе, что ты должен прекратить это. Ты должен оставаться среди живых. Еще не пришло твое время". Ее голос звучал более твердо, и я был рад. Если бы она была поистине нуждающейся или приветливой, отец был бы мертв месяц назад.

"Я не знаю как, Фи" ответил отец, покачивая головой. "Я только знаю, как быть с тобой".

"Это не правда" сказала мама. "У тебя была целая жизнь с другими людьми до меня". Я почувствовал тепло от нее, направленное ко мне, почти как улыбка, и я улыбнулся в ответ, хотя и чувствовал тошноту и слабость от бит деарк.

"Я не хочу других людей" сказал отец упрямо.

"Ты научишься хотеть других людей" сказала мама твердо, используя тон, который был так хорошо знаком мне — который она принимала, когда один из нас — детей — упрямился слишком долго в неубедительных оправданиях для проступков. "Теперь я говорю тебе, Дэниэл, ты не должен вызывать меня обратно снова. Ты причиняешь мне боль. Моя душа должна двигаться дальше. Ты не даешь этому произойти. Ты хочешь причинять мне боль?"

"Богиня, Фиона, нет!" сказал мой отец, выглядя потрясенным.

Голос моей матери смягчился. “Дэниел, Ты поддерживал наш брак. Ты сохранили его переездами, когда я сдалась. Это была твоя стойкость, на которую я полагалась. Я должна положиться на нее теперь. Ты должен быть достаточно сильным, чтобы не вызывать меня, остаться с жмть. Ты понимаешь?”

Отец посмотрел на землю, кажущийся потерянным, лишенным. Потом он сломано кивнул и накрыл лицо своими ладонями.

Еще раз я чувствовал теплоту моей матери, окрашенную печалью, рожденную пониманием и сочувствием. Она знала, насколько мой отец страдал; она знала, насколько я пострадал. Она любила нас обоих со всей ее силой и взамен я чувствовал интенсивную любовь к ней, матери, которую я потерял.