Виктор Пронин. Сила слова
Поначалу никто не связывал странные события в заводоуправлении с появлением новой уборщицы. Ну пришла тетя Паша и пришла. Определили ей участок работы, оговорили всякие условия, пригрозили слегка, как водится, чтоб не увиливала от обязанностей, не прогуливала, не теряла метлы и швабры. Потом прибавили ей и ту работу, которую она выполнять была вовсе и не обязана, – уборку буфета, двора, еще что-то, но пообещали с отпуском, путевку посулили в летний месяц – в общем договорились. И приступила тетя Паша к работе. Надо сказать, что заводоуправление – это только слово большое да значительное. За этим словом стояло небольшое двухэтажное здание с громыхающими дверями на разболтанных петлях. У порога лежала деревянная решетка, сквозь которую должна была проникать грязь, но до появления тети Паши грязь эта никуда не проникала, поскольку решетка была напрочь забита. Завод этот выпускал продукцию самую что ни на есть простую – гвозди, дверные петли, гвоздодеры, лопаты и прочую дребедень. И народец здесь подобрался тоже пошиба не больно высокого. Оно и понятно – для выпуска гвоздодеров не требуются специалисты по электронике, знатоки программного управления, да и роботы сюда еще не добрались. А специалисты высокого класса постепенно ушли на соседние предприятия, где им предложили и зарплату повыше, и премию квартальную, и тринадцатую зарплату, и путевку к морю, и машину вне очереди – вещи вроде бы и не самые главные в жизни, но от которых трудно отказаться, которыми почти невозможно пренебречь. Однако на заводе этом, называвшемся, если не ошибаюсь, «Красный гвоздь», люди остались, искренне преданные металлопроизводству и традиционному способу обработки металла с помощью ковки, штамповки и прочих приемов, для которых требовалась хорошая кувалда и массивная наковальня. Кроме того, к чести коллектива завода следует отметить, что он заслуженно гордился тем, что его продукция не залеживалась ни в селе, ни в городе. Так вот тетя Паша. Обычная уборщица, и одета она была в точности так, как ей и подобает, – коричневые чулки, косынка неопределенного цвета, синий халат, который ей выписали на складе. Халат оказался явно великоватым, но тетю Пашу это нисколько не смущало, она заворачивалась в него несколько раз, как в большую синюю простыню, и повязывалась поверх тонким простроченным пояском. Такие халаты выдавались слесарям не то на два года, не то на три. Было тете Паше наверняка больше пятидесяти, лицо ее от постоянного высматривания окурков, конфетных оберток, металлической стружки и прочего мусора приобрело выражение пронзительное и осуждающее. Фигура у нее была тоже слегка сутуловатая, поскольку вряд ли она в своей жизни работала кем-либо кроме уборщицы. В заводоуправлении вряд ли кто мог сказать, какие у тети Паши глаза, да и о чем думать – какие глаза у уборщицы! Главное, чтоб мусор видела. Единственное, что отличало тетю Пашу от других уборщиц, это ее постоянное ворчание. И тоже не беда – так ли уж важно, о чем ворчит уборщица. Кто-то окурок бросил на пол – ей уж на полдня есть о чем говорить, а там кто-то ноги не вытер, кто-то в туалете беспорядок оставил. Бывает, чего уж там, еще как бывает. Пажеское воспитание мы получили не все, случается, что и плюнем не там, и чихнем не так, и вообще... Первое происшествие случилось в курилке, недалеко от туалета. Коридор там образовывал тупик, и в этом закутке был установлен ящик с песком, на стене висел красный баллон уже неизвестно сколько лет, тут же на красном деревянном щите лопата была укреплена крест-накрест с ломом, раздвоенным на конце вроде змеиного жала. И вот в этом тупике все и произошло. Стоят люди, болтают обо всем на свете по случаю обеденного перерыва. Больше всех, конечно, счетовод Жорка Шестаков. Без устали в который раз рассказывал, как он преодолевал Клухорский перевал, как в кедрачах за Уралом шастал, но больше всего он любил рассказывать, как у карточных шулеров выигрывал и те ничего не могли с ним поделать, не могли преодолеть силу его проницательности и замечательного карточного чутья. |
