Касте до всего этого не было дела. Она хотела одного — пусть Сири накажут за то, что он сделал с ее драгоценным Ондо. В промежутках между заламыванием рук над неподвижно скорчившимся Ондо она искала Сири и заставляла всех остальных тоже его искать. Айна и Гейр изо всех сил старались его спасти, называя все мыслимые места, в которых Сири, скорее всего, не было. Но в конце концов Каста его все-таки нашла («Еще бы!» — сказала Айна) и приволокла к Гесту. Гест снял башмак и отшлепал Сири.

После этого Гест направился к золотых дел мастеру — заказать для Сири полагавшуюся ему теперь гривну тройного кручения. Адара его остановила.

— В чем дело? — раздраженно спросил Гест. — Пусть себе Каста разоряется, а я спорю на половину всего гарлесского золота, что Ондо начал первым!

— Конечно, — отвечала Адара. — Только самомнения у Сири уже более чем достаточно. Дай ему гривну потом, когда он ее заслужит. А сейчас про этот Дар лучше просто забыть.

Поразмыслив, Гест решил, что она права. В руках несмышленыша и зазнайки вроде Сири Помыслы могли стать очень опасным оружием. И тогда Адара отозвала Сири в сторонку и поговорила с ним. Она объяснила, что Дар Помыслов налагает очень серьезную ответственность, потому что может сильно навредить. А Сири еще недостаточно взрослый и разумный, чтобы им пользоваться. Поэтому тройной гривны ему не дадут, пока он не докажет, что знает, как правильно и ответственно пользоваться Даром. Говорила Адара долго, а Сири плакал.

Когда Адара умолкла, Сири с побитым видом пробрался между стучащих станков к подоконнику Гейра и спросил разрешения взобраться. Гейр разрешил. Нельзя же винить Сири, если тому захотелось побыть одному. Но Сири хотелось вовсе не побыть одному. Ему хотелось посоветоваться с Гейром. Тут Гейр, к своему великому изумлению, понял, что привычка сидеть в одиночку на подоконнике принесла ему среди гарлесских детей славу самого мудрого. Гейру стало стыдно. Он собрался было объяснить Сири, что сидит на подоконнике только из-за собственной обыкновенности, но так и не решился. Сири сопел, всхлипывал и всей душой верил, будто Гейр ему поможет.

— Гривна — это ладно, — сказал он. — И что там мама говорила — тоже ладно. Да и отцовский башмак. Но я же не знаю, Гейр, что я сделал-то! И не знаю, как перестать это делать! Я так боюсь кого-нибудь убить! Как же мне быть?

Сири считал, будто Гейр мудрый, и Гейру не хотелось его разочаровывать. Он все обдумал.

— Знаешь что, — с сомнением протянул он, — может, ты постараешься понять, как ты это сделал, и поупражняешься на чем-нибудь не очень важном? — Гейр и сам слышал, что звучит это по-дурацки. — Тогда ты ничего не натворишь случайно, — закончил он.

Судя по всему, Сири решил, что это отличный совет.

— Да, только я не знаю, что я сделал, — печально ответил он.

Этого Гейр и сам не знал.

— Ну, постарайся вспомнить, — только и смог он сказать. — Давай. Думай.

— Ладно. — И Сири уселся на подоконнике рядом с Гейром, задрав колени до ушей и свесив руки между щиколоток, и думал так долго, что Гейру стало скучно. Наконец он неуверенно произнес:

— По-моему, я вроде бы направил на них кусочек внутренности моей головы.

— Тогда попробуй сделать это еще раз прямо сейчас, — ответил Гейр.

— На чем? Не на тебе же! — воскликнул Сири.