Из тюрьмы он вернулся ещё более ожесточённым. Он часто, напившись, кричал, что не остановится и перед убийством… Когда родилась Рэйчел, он не раз выгонял меня с младенцем среди ночи на улицу… А потом… он, со своим сообщником, ограбил богатого букмекера, причём едва не убив его. То, что букмекер остался жив, — отнюдь не заслуга Чарли Джонса, о, нет, он просто не рассчитал удар! В тот день, скрываясь от полиции, они отдали мне награбленные деньги — около девяти тысяч фунтов. Я засунула их в бутылку из-под пива, а затем залила бутылку смолой. Потом мы опустили эту бутылку в колодец.

В тот же вечер Чарли Джонс и его сообщник были арестованы на вокзале. Полиция произвела в нашем доме самый тщательный обыск. Чарли приговорили к четырнадцати годам тюрьмы…

Мне пришлось призадуматься над своим положением и над участью дочери. Я хорошо понимала, что если она будет расти в этом ужасном, преступном окружении, то… Короче, через год я осмелилась достать деньги из колодца…

Я накупила солидных акций. Не имея образования, я несколько месяцев изучала биржевые отчёты в газетах и стала немного разбираться в этом лабиринте цифр… Акции стали приносить доход. Я передала в руки одного адвоката все полномочия, и теперь моя дочь регулярно получает проценты…

Сперва я отправила ее в пансион, а потом — в эту школу.

Время от времени я навещала её… Но когда я заметила, что она почти забыла меня и не воспринимает как мать, я выдала себя за её воспитательницу…

Теперь вы знаете всё…

Гонзалес некоторое время молчал.

— Ваш муж знает об этом?

Она безучастно смотрела в окно.

— Да. Он знает, что я взяла деньги… И о школе тоже знает… Остальное… остальное узнать нетрудно.

— Почему вы так уверены, что он непременно убьёт вас? Такие люди легко бросают угрозы, а на деле…

— Чарли Джонс не бросает угроз понапрасну. Да он и не угрожал мне. Он просто тщательно собирает обо мне различные сведения: где я живу, что делаю, когда ложусь спать… Поверьте, он это делает не из любопытства.

— И он это узнаёт от тех…

— Кто попадает в тюрьму. Они не очень хорошие люди, но у них есть сердце. Они предупреждают меня… Вот хотя бы Томми Броун. Его недавно выпустили. Он говорит, что Чарли продолжает осведомляться обо мне и по сей день…

— Где ты пропадал? — спросил Манфред.

— Я пережил нечто исключительное. Амелия Джонс — изумительная женщина, Джордж. И ради неё я устрою себе каникулы сроком в один месяц. А ты поезжай в Испанию, навести Пойккерта и полюбуйся его луковичными плантациями.

— Пожалуй, — согласился Манфред. — Лондон прекрасный город, но каникулы следует проводить в иных климатических зонах. Кстати, где ты намерен провести каникулы?

— В тюрьме.

На следующий день Гонзалес поехал в Уилфорд. Уже вечерело. Он, пьяно покачиваясь, бродил по базарной площади. Когда совсем стемнело, он прислонился к двери гостиницы «Медведь» и начал во всё горло распевать душераздирающие песни.

Подошедший полисмен предложил ему успокоиться и не шуметь. В ответ Леон стал поносить стража порядка площадной бранью.

Наутро Гонзалес предстал перед судьёй, обвиненный в буйстве и оскорблении полицейского при исполнении служебных обязанностей.

— Вы вели себя возмутительно, — сказал судья. — Больше ни в чём он не обвиняется? — спросил служитель Фемиды полицейского.

— Нет, ваша честь.