Он поведал, как долго добирался сюда, отказался от предложенного угощения и от ванны и выразил желание поскорее увидеться с отцом.
– Он здесь, – сообщил Ямаги-сан, и сердце юноши подпрыгнуло от радости. – Господин Нагасава был тяжело ранен, но теперь почти поправился. Сейчас он живет уединенно и не желает никого видеть, но, думаю, будет очень рад встретиться с вами, молодой господин. Я уже послал к нему человека с докладом.
Кэйтаро сердечно поблагодарил Ямаги-сан. Выйдя на улицу, юноша увидел, что над горами пылает закат: он растекался по небу золотыми ручейками и оживлял пейзаж, заливая его теплым красноватым светом.
Кэйтаро остановился, чувствуя на лице легкое нежное прикосновение падающих с неба невесомых снежинок. Молодой человек пребывал в том удивительном состоянии, когда словно не ощущаешь времени: мгновения плывут безмолвной вереницей, и сквозь легкую путаницу мыслей пробивается чувство ожидания чуда.
И чудо свершилось – Кэйтаро увидел отца: спустя четверть часа юношу проводили к нему, в небольшой дом у подножия холма. Нагасава выглядел постаревшим; он словно в одночасье лишился последнего запаса некогда поддерживавших его сил: и физических, и духовных. Но любимый меч-катана был при нем, а в осанке сохранилась врожденная гордость наследственного даймё.
Нагасава не произнес никаких слов, но его рука, стиснувшая плечо сына, вмиг обрела прежнюю силу и твердость.
Кэйтаро с бесконечным восхищением и глубокой любовью смотрел в скованное привычной хмурой сдержанностью лицо.
Немного позднее Нагасава сказал:
– Нет, я не ждал. Но надеялся.
– Я тоже, отец.
– Садись. Ты проделал долгий путь.
В этой встрече было что-то странное. Нагасава не спрашивал сына, как ему удалось спастись, где он был все это время и каким образом добрался сюда.
– Борьба закончена, – сказал он. Кэйтаро смотрел вопросительно и тревожно, и тогда Цагасава прибавил: – Не будь ты моим сыном., ты мог бы наняться к кому-нибудь на службу – в стране еще остались славные люди, живущие по законам чести. Вот хотя бы Ямаги-сан… Но мой сын… Я всегда был уверен, что он рожден для того, чтобы править, повелевать…
– Я сделаю все, что вы прикажете, отец! – промолвил Кэйтаро.
– Откуда ты вернулся? – вдруг спросил Нагасава.
– Я был ранен.
– А дальше?
– Дальше – сначала не помню, а потом…
– Ты покинул поле боя? – перебил Нагасава.
– Я хотел сразиться с князем Аракавой, но он… – Кэйтаро принялся рассказывать – в его голосе и взгляде была бесконечная доверчивость. Он обращался к отцу, как обращался бы к небу, которое царит над всем, видит все, видит таким, каково оно есть на самом деле.
Господин Нагасава сидел неподвижно и слушал, прикрыв веки. Он сжал губы, и черты его лица налились тяжестью.
Да, он должен был помнить: не бывает победы без расплаты и то, что на первый взгляд кажется совершенным, непременно таит в себе какой-то изъян.
Нагасава не ожидал, что сорвется, но сорвался и закричал, впившись взглядом в лицо сидящего перед ним юноши:
– Что говорил тебе этот человек?! Что он тебе говорил?!
– В основном то же самое, что говорили мне вы, отец… – растерянно прошептал Кэйтаро.
– То же, что и я?!
Юноша ничего не ответил. Ему случалось видеть отца в гневе, но при этом он никогда не замечал в его глазах отчаяния.
– Ты осквернил себя встречей с врагом. Ел его пищу, пил воду и, что хуже всего, слушал его речи! И не говори мне, что он не смущал твою душу грязными сомнениями!
– Разве не вы сказали мне когда-то, отец, что, если человек честен, к нему не может пристать никакая грязь? – нерешительно промолвил Кэйтаро. |