Никто не шелохнулся – люди спали или делали вид, что спят. Кэйко сразу почувствовала дурной запах и поспешно зажала нос рукавом. От ее кимоно пахло хризантемами и еще – кровью. Но женщина не жалела о содеянном! Никогда не наступит то время, когда она пожалеет о том, что совершила в своей жизни!
Кэйко присела возле стены. В ее открытых глазах застыло выражение угрожающе-спокойной уверенности в том, что все будет так, как она задумала. Внезапное просветление разума было зловещим и скорбным – впервые за долгие годы она обрела настоящую цель и не сомневалась в том, что ей удастся ее достичь. Во всем, что с нею случилось, виноват только один человек, Акира, и его нужно убить!
Наступило утро. Светильник погас, теперь в отверстие робко заглядывало солнце, и его слабый свет подчеркивал мертвенную бледность лиц сидящих в камере людей. Здесь были одни только женщины, самого разного возраста, в основном кое-как причесанные, бедно одетые, неопрятные. Многие поглядывали на новенькую, но никто не пытался с нею заговорить.
Кэйко не знала, сколько прошло времени, когда возле решетки, отделяющей камеру от коридора, появилась фигура охранника.
– Хаяси! – выкрикнул он. – Есть здесь Хаяси? Подойди сюда, к тебе пришли.
Она приблизилась к решетке. Позади охранника Кэйко увидела… госпожу Суми, та стояла, прислонившись к стене, и держала в руках что-то завернутое в платок.
Что увидела госпожа Суми? Нет, только не прежнюю Кэйко, чья влекущая неприступность и неотразимое, таящее вечный призыв кокетство неизменно сражали мужчин. Теперь в облике женщины вдруг проявилось все то трагическое и мрачное, что незримо присутствовало в ее душе все эти долгие годы.
– Возьми, – без лишних вступительных слов промолвила Суми и протянула Кэйко узелок. – Здесь еда, гребень и чистая одежда.
Кэйко просунула руку сквозь решетку, молча взяла узел, и тогда Суми, горько усмехнувшись, сказала:
– Не ожидала, что я приду? Думала, стану тебя ненавидеть? Просто ты сделала то, чего никогда не решилась бы сделать я.
– Что с вами будет? – спросила Кэйко.
– За меня не надо беспокоиться. Я скопила достаточно денег, так что проживу. Может быть, съезжу в родную деревню. Мне не хочется оставаться в Киото. А вот что будет с тобой?
– Мне нужно выйти отсюда, – сказала Кэйко, мрачно глядя прямо перед собой.
Госпожа Суми не удивилась. Быстро оглянувшись, она прошептала:
– Не знаю, чем я могу тебе помочь… Скажу одно: я тут кое-кого повыспрашивала и постараюсь сделать так, чтобы ты попала к судье Косака-сан. Он уже немолод, уродлив, но при этом обожает хорошеньких женщин. А дальше… Сама знаешь, что нужно делать.
– Я не хочу! – с отвращением воскликнула Кэйко. Госпожа Суми печально улыбнулась:
– Если ты думаешь, что можешь чего-то добиться другим способом, Кэйко, то сильно ошибаешься.
С этими словами она отвернулась от решетки, и Кэйко поняла, что больше им не о чем говорить.
Вернувшись на свое место, она развернула фуросики. Там было нижнее кимоно (а в него запрятаны деньги), гребень, а также лакированная коробочка с еще теплым рисом и приправленной тертой редькой вареной рыбой. Почувствовав аппетитный запах, Кэйко поняла, что проголодалась. Она не успела приняться за еду – рядом появились две женщины. Неопределенного возраста, неряшливые, с пропахшими рыбой и дешевым маслом волосами. Одна из них толкнула Кэйко ногой и произнесла с нехорошей улыбкой:
– Откуда ты здесь взялась, красавица? А другая бесцеремонно выпалила:
– Отдай!
Кэйко положила узелок на пол и встала. В глазах смотревших на нее женщин были презрение, злоба и жадность.
Одна из них схватила Кэйко за руку. |