Тогда шевалье сказал, что сам сядет на Кристофа вместе с виконтессой де Безри, ибо, оказавшись верхом на коне, он полностью может отвечать за его поведение, а виконт с дочерью сядет на другую лошадь. Но, как мы уже упомянули, лошадь была вся в грязи, и виконтесса негромко сказала мужу, что в этом случае Констанс перепачкает свое красивое новое платье из полосатой шелковой ткани. Так что и это предложение было отвергнуто вслед за первым.

Наконец было решено, что г-жа де Безри, меньше дорожившая собственным платьем, нежели платьем Констанс, сядет вместе с мужем на лошадь, выпряженную из кареты, после того как на спину этой лошади наденут седло, снятое с Кристофа, а шевалье Роже Танкред, слывший прекрасным наездником, поедет на Кристофе без седла и отвезет Констанс в замок на крупе своего коня.

Приступили к осуществлению этого плана, но и его пришлось подвергнуть небольшому изменению. Г-н де Безри первым взобрался на лошадь, затем Роже приподнял его супругу и торжественно усадил ее позади виконта. До сих пор все шло превосходно, но привести в исполнение остальную часть замысла оказалось не так-то просто.

Если бы шевалье Роже Танкред первый уселся верхом на коня, некому было бы помочь мадемуазель де Безри взобраться на круп Кристофа; в противном случае, если бы шевалье Роже Танкред сперва усадил Констанс, сам он мог бы сесть на лошадь, разве только прибегнув к необыкновенному способу: ему пришлось бы вскочить на Кристофа со стороны его головы, а не со стороны хвоста. Стали искать вокруг какую-нибудь скамью, каменную тумбу, пень, чурбак, но ничего подходящего не нашли. В конце концов шевалье Роже Танкред, чью изобретательность пришпоривал голодный желудок, придумал выход: он решил, что поедет на коне позади Констанс и сам обнимет ее руками, вместо того чтобы она обнимала его. Такая поза, без сомнения, не вполне совпадала с приличиями, и потому супруги де Безри нахмурили брови; однако виконтесса нагнулась к уху мужа и тихо сказала:

— Ничего не поделаешь, друг мой! Это необходимо, да к тому же они еще дети.

— Садитесь как угодно, — буркнул виконт де Безри, — пора со всем этим кончать.

— Мадемуазель, вы позволите? — спросил Роже.

Он поднял как перышко маленькую сильфиду по имени Констанс, и через мгновение сам оказался на крупе Кристофа, позади нее.

Мадемуазель де Безри издала легкий и весьма мелодичный возглас, испуганный, но отнюдь не пугающий. Виконт тотчас же спросил: «Что такое?» — и в голосе его прозвучала отцовская тревога за целомудрие дочери.

— Пустяки, милостивый государь, пустяки, — отозвался Роже, — когда я садился на коня, ваша дочь слегка покачнулась; но теперь я крепко держу ее в объятиях, так что никакой опасности больше нет.

— В объятиях, черт побери? В объятиях?! — проворчал виконт.

— Молчите, друг мой, — остановила его жена, — вы, пожалуй, еще наведете этих детей на мысли, которых у них, разумеется, нет и в помине.

— Не будем об этом больше говорить, — пробурчал виконт.

И он с такой силой сжал бока лошади пятками, что она с места пошла рысью. Кристоф затрусил сзади.

Тем не менее поспешим сказать, что для опасений г-на де Безри, хотя и несколько преувеличенных, известные основания все же были. Как только шевалье Танкред почувствовал, что Констанс прижалась спиной к его груди, сердце у него забилось так сильно, как никогда еще не билось. Со своей стороны девочка, до тех пор воспитывавшаяся в монастыре и в жизни не ездившая верхом, вся трепетала от страха; и потому ли, что она испытывала незнакомое прежде удовольствие, либо потому, что владевший ею испуг в самом деле одержал верх над правилами приличия, эта невинная девочка безотчетно прижимала к своей груди руку, которой юноша обнимал ее, и, время от времени оборачиваясь к нему, восклицала:

— Ой, шевалье, держите меня покрепче! Ой, шевалье, я так боюсь! Ой, шевалье, я сейчас упаду!.