Роже заснул поздно, и сон его был беспокоен, однако это не помешало ему подняться с первыми лучами солнца; проснулся он свежим, в хорошем расположении духа, глаза у него блестели. Дело в том, что у него созрел небольшой план: он надумал самолично отвезти в Безри карету виконта, в которую должны были впрячь Кристофа, и собрался он сделать это, сославшись на то, будто отец и мать поручили ему осведомиться о самочувствии соседей: принимая во внимание, что те покинули замок д’Ангилемов в столь поздний час, барон и баронесса, разумеется, тревожились, как бы по пути с ними не случилось какого-либо досадного происшествия. Надобно заметить, что Роже перед тем пришла в голову еще одна мысль, она-то и сделала вполне естественным и осуществимым его план: он решил дать экю кучеру виконта, с тем чтобы тот сказался больным и объявил, что покамест не в силах добраться до Безри.

Шевалье хорошо помнил место, где увязла карета, и он направился туда в сопровождении егеря и младшего конюха; призвав на помощь садовника, арендатора и трех или четырех батраков, они после долгих усилий умудрились на веревках вытащить экипаж на дорогу. К счастью, старинный рыдван был так прочен, что нигде даже не треснул, и, как только карету вновь поставили на колеса, оказалось, что ее можно без особого труда доставить в Безри. Кристоф, которого его юный хозяин все время подгонял ударами хлыста, с ходу перешел на крупную рысь; правда, он брыкался и обиженно ржал, давая этим понять, что никак не возьмет в толк, почему со вчерашнего дня с ним начали так дурно обходиться.

Однако по мере того как Роже приближался к Безри, его обращение с Кристофом становилось все мягче, и умное животное, заметив, что удары хлыста сыплются на него реже, перешло сперва с крупной рыси на мелкую, а затем — с мелкой рыси на шаг. В самом деле, если молодому человеку сначала казалось таким простым делом самому отвезти виконту его карету и забрать отцовскую двуколку, то теперь это представлялось ему чудовищной дерзостью. Вспоминая суровое чело г-на де Безри, его нахмуренные брови, отрывистый голос, а особенно поспешный отъезд, юноша спрашивал себя, испытает ли человек, поторопившийся уехать из замка д’Ангилемов, большое удовольствие, увидя наследника этого семейства у себя в замке. Все эти соображения были малоутешительны для шевалье Роже Танкреда, который при всех превосходных качествах, коими его наградило Небо, не обладал той счастливой дерзостью, какая почти наверняка ведет к успеху; вот почему он совсем перестал подгонять Кристофа; больше того, если бы его лошадь вдруг остановилась, молодой человек, пожалуй, не нашел бы в себе мужества заставить ее продолжать путь, а если бы она вдруг пошла назад, к дому, он бы не решился повернуть ее вспять и принудить ехать в Безри. Но, к счастью, всего этого не произошло: Кристоф был честный и порядочный конь, не способный на такой поступок, он не любил, чтобы его подгоняли, и только; когда же ему доверяли, он выказывал истинно провинциальную добросовестность, и на него вполне можно было положиться. А потому Кристоф спокойно трусил по дороге в Безри, и Роже вскоре заметил две крытые черепицей башенки небольшого замка, чьи скрипучие флюгера виднелись над деревьями старинного парка.

Шевалье Роже Танкред все еще продолжал продвигаться вперед; но надобно прямо сказать, что теперь уже не он управлял Кристофом, а скорее Кристоф управлял им. Итак, шевалье продвигался вперед, он был во власти сильной тревоги, размышляя о приеме, который будет ему оказан, как вдруг в оконце одной из башенок появилась прелестная золотистая головка Констанс, смотревшей в его сторону широко раскрытыми красивыми голубыми глазами, а рука, подчинявшаяся воле очаровательной головки, махала платочком в знак того, что вновь прибывшего узнали. При виде этого Роже остановил Кристофа, и двое милых детей стали обмениваться знаками простодушной нежности, которая переполняла их сердца, стремившиеся одно к другому.