- Симби? - переспросил Дого.

Секунды две-три она колебалась, но потом безбоязненно воскликнула:

- Да!

- Эге! Вот оно, значит, что?! Да ты иди, знай иди, а хозяин так и будет тебя называть - если, конечно, не переименует, к твоему несчастью, на рабский лад.

- И куда же мне идти? - без всякого страха перед новыми оплеухами, которые ей грозили, спросила она.

- Туда, где я тебя продам,- просто ответил Дого.

- Продашь? Ну, это вряд ли,- усомнилась Симби.

И она по-прежнему безбоязненно упиралась. Тогда Дого долбанул ее по глазам и так беспощадно дернул вперед, что она врезалась в придорожное дерево, а потом грохнулась плашмя на дорогу, будто в ней уже не было жизни.

Но минут через пять она ожила, открыла глаза и громко сказала:

- Не дури, дядя. Отпусти меня домой.

- Домой? - с хохотом переспросил ее Дого.

- Вот именно! Разве ты не знаешь, что моя матушка самая состоятельная женщина у нас в деревне? - смело и не таясь объявила Симби: может, он из-за этот ее отпустит.

- Она-то, конечно, пусть даже и миллионерша, да мне-то что за дело? Я веду тебя туда, где продам, чтоб истратить деньги от продажи на все, что мне нужно, а миллионы твоей матушки для меня ни при чем.- Дого рассуждал так спокойно и хладнокровно, как будто Симби была просто курица, которую он нес продавать (на рынок).

- Но разве ты не знаешь, что это порочно и позорно - продавать дочь состоятельной матушки, вроде моей? Тем более когда у нее нет других детей, а только я одна?

- Конечно, не знаю! И знать не хочу, состоятельная у тебя матушка или какая-нибудь другая, а ты иди знай туда, где я тебя продам! - Дого ответил ей так устрашающе, что она почувствовала себя как мертвая.

- Послушай, Дого, но ведь если ты отведешь меня обратно к матушке и перепродашь ей у нас дома, то она, я уверена, заплатит тебе гораздо больше, чем любой чужестранец, который наверняка купит меня на рынке за меньшую сумму,- спокойно предложила Симби.

- Это, конечно, полезный совет, и ты совершенно права, когда его даешь, потому что для тебя он прекрасен, а мне опасен. Ведь если я отведу тебя, как ты советуешь, домой, то наживу самые серьезные неприятности, поскольку любая мать может смотреть на похитителя своей дочери только через тюремную решетку,- объяснил Дого и отверг совет Симби.

Как только Симби поняла и уверилась, что все достигло наивысшего напряжения, она измученно сказала Дого:

- Видно, я должна признаться тебе, что ты встретил меня на перекрестке и захватил в рабство из-за моего' собственного желания познать бедность и бедствия, чтобы претерпеть от них лишения. Но теперь мое желание полностью иссякло по причине суровых кар, которым ты постоянно подвергаешь меня с тех пор, как захватил около часа назад.

Сегодня я уверилась, что юной девушке вроде меня нельзя стремиться к познанию бедности и бедствий. Потому что все, кто испытывает бедность и бедствия, любую минуту молятся об избавлении себя от них. Я признаю, что совершила ошибку.

Хотя моя состоятельная матушка и многие пожилые люди из нашей деревни строго предостерегали меня от попыток познать бедность и бедствия, я не слушала предостережений, мои уши отвергали их (предостережения) как «чепуху».

Умоляю тебя, о Дого, мой захватчик, сжалься надо мной и отпусти меня обратно к матушке, потому что она будет сокрушаться, и, возможно, даже до полной смерти, которая постигнет ее через несколько дней, если только она не увидит, что я вернулась домой.

- Вот оно как? А ты все же радуйся, Симби,- ведь я похитил тебя в тот самый день, когда ты принесла жертвоприношение на перекресток, чтобы познать с его помощью бедность и проч. Я горячо поздравляю тебя как доблестную девушку, которая решилась променять свободную жизнь на лишения от бедности и бедствий.