Личман — один, в обнимку с компьютером, эт как два пальца. Ему, блин, гамак и ящик пива, и бухгалтерию родную, больше никого и не надо. Вот только с кем приехал Митя? Мне, в принципе, глубоко растереть было, с кем старый мудак спит, но какого черта он своих баб пустил разгуливать по дому? Ведь не сам же Митя пошел мыться, он вообще не моется, мудила...

А водорослями и кофе воняет так, что блевануть хочется!

Ну, отжался кое-как... Простыни мокрые, на мне шорты и майка — тоже мокрые, даже деньги в кармане слиплись. От кровати кое-как оторвался, из окна глядь — е-мое! Кажись утро, а опять темнеет. Потом вниз глядь — пес сбежал! Охренеть, цепь вместе с кольцом от будки оторвал и смотался! Кто Филимона не видел, можа скажет, дескать — украли собаку. Ага, блин! Ты к ему подойди сперва, как бы он сам тебя не украл!

Ну, корки, короче...

Сбежал Филимон, молча сбежал. Кто-нибудь слышал, чтобы трехлетний обученный азиат от любимого хозяина сбег? Я башкой покрутил в оконце, мало ли. Филимона сразу не приметил, зато приметил кой-чо другое. С соседским коттеджем пурга какая-то началась. В двух словах и не опишешь... Эти козлы, что поселок проектировали, они ж все через жопу сделали, как всегда, по-русски, блин. Они, блин, вместо того, штоб гнать дома в четыре улицы, растянули вверх, в гору и обозвали Сосновой и Березовой аллеями.

По аллее ползла вата.

Серая такая, мохнатая, она соседский дом и забор облепила и ползла по нашему саду. Тихо так чавкала, почти незаметно, блин. Потрескивала, шуршала як плита электрическая, когда остывает. И кофе несло именно оттуда, снаружи, а не из кухни. От ваты несло. У меня, блин, как дерьмо это заметил, клянусь — ос татки волос дыбом встали. Как будто прорвало где плотину над рекой с цементом, блин! Короче, машину Башлакова сожрало уже вполовину, а к Митиной только подбиралось. Джип, блин, ты прикинь, две тонны весом, дергался, колесами задними по гравию егозил, а передних уже не было. Эта вата серая, она... короче, она уже в салон набилась, полный салон, короче...

И тут мне хреново стало. Потому шо я побачил пятки Башлакова, они из приоткрытой дверцы джипа! торчали. Только пятки, а выше уже была сплошная вата. Башлаков в машине ночевал. Тут я вспомнил, як он ночью с бабой своей полаялся и заявил, харя пьяная, шо пойдет спать в «ниссан». Башлаков, он же как нажрется, такой мудак становится, что кабздец котенку! А я тоже был к тому моменту в зюзю, и мне по фигу стало, где кто спит. Я его туда, в «ниссан», проводил. Обнявшись шли, всего два раза упали. Еще Филимон на нас зарычал, он алкоголь не переносит, добрый пес... Был добрый пес.

Корки, короче. Застрял я в окне, ни туда, ни сюда, як мудак стою и трясусь. Натурально трясусь, блин, и даже не от страха, а с горя, шо так бесславно закончу дни в психушке. Короче, эта херня, она наползала по диагонали. У соседей там банька во дворе, и такая, типа, пристроечка для гостей. Ну, блин, из бревен, с резными прибамбасами, в русском стиле, типа, строили. Строили, да... Короче, и дом кирпичный, и все эти бревенчатые сараюхи, они... как будто расплывались Ну чисто свечки... А вместо них вверх тянулись минареты из серой ваты.

Я проморгался, даже глаза потер. О, думаю, глюки какие, запомнить надо, чтобы врачу все в деталях, блин, передать. Серые острые купола, один за другим, все больше и больше, теснятся, и небо колют. И дальше, где следующий дом раньше стоял, и еще дальше... Мне просто не видать отсюда было, из окна уже навернуться боялся. Вата в небо лезла и застывала куполами, но не такими, как у православных церквух, а острыми, словно скрученными.