Внезапно мне почудилось, что над головой прошмыгнула птичка. Птичка или летучая мышь всколыхнула застойный воздух. В первую секунду я не придал этому значения, но Комаров тоже вздрогнул, выругался, напрягая шею, вглядывался во мрак.

— Что это было? Утка?

— Какая утка? — глухо отозвался он. — Передохло все, кроме мух...

Это была явно не гирлянда и не случайно уцелевшая птичка, а нечто юркое, порхающее. Мне послышался стрекот крыльев, так может стрекотать возле уха большая стрекоза, или. Или возникла слуховая галлюцинация. У Белкина уже нет уверенности ни в чем. Однако сколько мы ни вглядывались в сиреневый мрак, больше ничего не заметили. Поселок окутался душной мглой. Лишь кое-где дрыгались в окнах огоньки свечей. Как будто сами дома перемигивались, радуясь, что поймали, наконец, в свои пасти мерзких надоедливых хозяев.

Н-да, Белкину явно не помешал бы поход к психотерапевту.

— Толик, блин, живо! Эта сучара растет!

Похоже, на Жана звуки не действовали, да. Это замечательно, зависть моя не имеет границ. Владелец автомоек Толик сорвался с места, засеменил, расталкивая соседей. В следующую минуту я понял, обо что так сильно стукнулся носом, да. На спине «спортсмен» Толик нес рюкзак. А там...

Баллон и газовая горелка.

— Давай, давай, пока эта гнида не выросла! — Толик и Жан колдовали с пламенем.

Два люка на аллее достигли примерно метрового диаметра, а ближайший, съевший нашу пешеходную канавку и кусок калитки, принял форму кляксы. Да, гнусная такая клякса. Дед говорил, что Муслим наступал на люки в лесу и даже прыгал, но. Этот совершенно не вызывал желания на нем поплясать.

— Давай, жги по центру!!

— Похоже на древесные грибы, верно?

— Хуже. Скорее, плесень! Откуда напасть такая?

Толик крутанул вентиль. Сноп пламени вылетел с хлопком... Будто фотовспышка высветила кусок пространства, наши покореженные, напряженные рожицы, затихшие коттеджи, лежащие вдоль оград, стебли подсолнухов. Меня толкнули сзади; Комаров прорывался вперед, словно разбуженный шатун. Похоже, его сознание снова гуляло по кромке.

— Хватит херней маяться! Собрались за водой, так идем!

— Вот и я говорю, товарищ сержант! — возбудился, поникший было, Мартынюк.

— Сержант, ты для чего позади остался? — Жан стал у милиционера на пути. — Ты нам жопу прикрывать остался

— Родное сердце, вынь пукалку и следи за небом, — подключилась Тамара. Кажется, она воспринимала Комарова как надоедливого гаишника, не более того.

Они упорно не хотели замечать, что пукалка заряжена.

— Я тебе сейчас выну и вставлю, — хмуро пообещал Комаров, поднимая пистолет.

— А кишки не порвутся, орелик? — Жан блеснул в темноте коронками.

— Тебе нравится — ты и жги! — упирался Комаров.

— А может, мы не хотим, чтобы эта дрянь у нас за спиной была! — выступила вперед Тамара. — Тебе, служивый, наплевать, а нам — нет. Это наш поселок!

— Э, ребята, прекратите, — ввинтился между ними водолаз Григорий. Судя по тяжелому, прерывистому дыханию, парень был на грани. Гипертоник, скорее всего, бедняга. Я сам не успевал облизывать губы; кажется, ночами становилось еще жарче.

— Ему было сказано следить за небом, — уперлась Маркеловна. — Он нас всех угробит, лимита несчастная!

— Кто лимита? — двинулся вперед Комаров, но натолкнулся на дуло карабина.

— Сержант, я тебя как человека прошу, — почти нежно начал Жан. — Следи за крышами, будь ласков.

— Да кто вы такой, чтобы здесь командовать? — зашипел из канавы депутат.