Рассвело совсем, но не привыкнуть никак. Почему-то совсем не к месту я задумалась, какие теперь придется выпускать будильники, с какой скоростью будут на них бегать стрелки, и что станет с временами года; вдруг весна в таком темпе сменит зиму, что шубу извлекать из целлофана просто нет смысла?..
Это что-то... Какой бред, оказывается, лезет в голову перед смертью! Шубу она, видите ли, вспомнила, всплакнула, дурочка!..
Гриша щелкнул, раз, другой и отшвырнул бесполезное ружье.
— Убирайтесь, не то я стреляю, — приветливо обратился к присутствующим повар. — Заряжено картечью, суки, назад без ног поползете...
Образовался из нас музей восковых фигур, выставка на выезде. Патроны оставались у Жана, но Жан держал прицел совсем в другую сторону, шугал молдаван, рассеявшихся по окрестным буеракам.
— Постойте, пожалуйста, не надо! — залепетал, замельтешил Белкин. — Умоляю вас, одумайтесь!
— Валите отсюда, я сказал! — Толстяк даже не посмотрел в сторону нашего лекаря. В ту секунду Белкин стал и мне противен, эдакая размазня, а не врач!
— А ты кто такой, чтобы мне указывать? — очень спокойно спросил Григорий.
— Я здесь живу. — Повар развернул ствол; я невольно выдохнула. Он целился теперь в Гришу, а не в меня. — Здесь моя жена и дети, понял, ты? А вы валите в свои вонючие дворцы и пейте из своих золотых унитазов!
— Как ты сказал? — Жан короткими шажками незаметно продвигался к крыльцу, держа на мушке троицу парней с ножами. — Мы ща поглядим, кто будет лакать из унитаза!
Я задергалась. Еще немного — и опять окажусь на линии огня.
— Уважаемый, ты здесь не прописан! Ты просто пользуешься тем, что вашу сраную малину не снесли вовремя!
— Слышь, отойди по-доброму! — Жан уже находился в нескольких метрах от крыльца. — Будь ласков отойди! Хошь — забирай бабу свою и айда с нами! Я отвечаю — никого не тронем, только воду возьмем!
— Нам вода не меньше нужна! — парировал повар.
— Как вам не стыдно, — залепетала «селедка». Я, к стыду сказать, опять позабыла ее имя, и позабыла, что она есть. Девица валялась на бетонных плитах, вся в пыли обнимала голову своего мертвого парнишки. — Вы всё подонки, убийцы, я наведу на вас... Вас всех уроют за моего мужа, всех... Землю жрать будете, уроды!
— Он вам не муж никакой, — гаденько хмыкнул депутат.
— Не твое дело! — мигом опомнилась певичка.
— Они злые, потому что их достают уже во второй раз, — прошептал Белкин. Он осторожно присел возле меня на корточки, вытер взмокшее лицо тюбетейкой. К нам, задрав задницу, юрко полз Мартынюк.
— Я ранен, доктор, у меня кровь...
— Это не рана, — не оборачиваясь, процедил хирург. — Приложите на десять минут носовой платок.
— Это все вы виноваты! — зашипела на врача «селедка».
— Я?! — Белкин слегка очумел от подобного заявления.
— Вы и ваш придурочный Дед. Все ведь знают, что вы заодно. И все знают, что у вас есть передатчик!
— Что?! — Хирург захлопал глазами.
Насчет передатчика даже я усомнилась, это уже явный поклеп.
— Вы виноваты! — сменила объект ненависти «селедка». — Вы собрали всех калек и убогих, вы! И теперь они выживут, а мы сдохнем...
Внезапно крыльцо расчистилось. Повар с группой поддержки отступил в глубину здания. Ой, родное сердце, мне эта перестановочка совсем не понравилась. При умелой организации обороны он нас еще месяц мог бы там парить...
Белкин покачал головой и направился к раненой девице. Та забилась в истерике, ребенок заорал вместе с ней.
— Я только перевяжу вас. |