— Иначе я скажу Пьеру, что тебе не нравится, как он готовит.

Впервые за последние дни на лице Хейли появилась улыбка.

— Господи, только не это! Нанести подобное оскорбление нашему уважаемому французскому повару? Это для меня добром не кончилось бы.

— Да уж конечно, — кивнула Памела. — Так что ты непременно поешь. Или — «пенъяйте на съеба».

Памела рассмеялась и вышла из комнаты.

Оставшись наедине со своим пациентом, Хейли снова приложила к его лбу прохладное полотенце. Раны уже не угрожали его жизни, но лихорадка была опасной. Хейли всю последнюю неделю мучилась, глядя на раненого; он метался в бреду и громко стонал, а его тело было горячим, точно адское пламя.

Хейли, конечно же, посылала за доктором Уэнтбриджем, но тот, осмотрев больного, покачал головой.

— Вы ничем не сможете ему помочь, мисс Олбрайт, — сказал доктор. — Постарайтесь не беспокоить его и молитесь, чтобы все кончилось побыстрее. Спасти его может только чудо.

И Хейли молилась о чуде. Шесть лет назад на этой же кровати умерла ее мать. Умерла, давая жизнь Келли. И отец умер здесь же. Но она не позволит, чтобы кто-то еще умер в этой комнате. Ухаживая за раненым, Хейли размышляла о том, как изменилась за три года ее жизнь — после того, как умер ее отец. Капитан Трипп Олбрайт умирал долго и мучительно, и Хейли, сидевшая у ложа умирающего, страдала ужасно. Ей было двадцать три года, когда отец покинул их и возложил на нее всю ответственность за младших братьев и сестер. Она была матерью, отцом, сестрой, нянькой, экономкой, и ей никогда не пришло бы голову отказаться от выполнения этих обязанностей. После смерти Триппа Олбрайта к ним переехала его сестра Оливия — чтобы помочь Хейли воспитывать детей. И кроме того, Хейли «унаследовала» отцовскую команду Уинстона, Гримзли и Пьера — троих моряков с разбитыми сердцами, чья любовь к морю умерла вместе с их капитаном. Моряки поклялись: уж если они больше не могут заботиться о капитане Олбрайте, то выполнят свое обещание и будут заботиться о его семье. Старики отказались получать жалованье, причитавшееся им как слугам, — все трое утверждали, что имеют сбережения и могут прожить самостоятельно. Что же касается Хейли, то она, к величайшему своему огорчению, обнаружила, что унаследовала множество отцовских долгов — увы, капитан плохо разбирался в денежных делах. Но о долгах Хейли умолчала — она думала, что сумеет справиться самостоятельно, и не хотела беспокоить близких. Однако оказалось, что «справиться самостоятельно» — дело очень непростое, и Хейли, думая по ночам о долгах, частенько плакала. Ее молодость закончилась, но именно теперь ей очень не хватало родителей. Она осталась хозяйкой дома — хозяйкой без гроша в кармане. И ей было так одиноко… Единственный человек, на которого она, как ей казалось, могла положиться, оставил ее, когда она нуждалась в нем больше всего. Джереми Попплмор, жених Хейли, разорвал помолвку, не желая обременять себя ее семьей. Он отправился в длительную поездку по Европе — и больше она его не видела. Хейли вспомнила, в какую ярость привел ее поступок Джереми. Ей ужасно хотелось свернуть ему шею Несколько дней она плакала, а потом утерла слезы, расправила плечи и принялась за дело. Хейли очень любила своих близких и прекрасно понимала, что они без нее не проживут. Хейли невольно улыбнулась, вспомнив о том, что ярость пошла ей на пользу. Конечно, ей было нелегко, но через год она все же добилась кое-каких успехов. К несчастью, денег постоянно не хватало, и в конце кондов Хейли поняла, что придется прибегнуть к крайним мерам. Она нашла способ добывать средства к существованию, но ей пришлось заниматься этим промыслом в глубочайшей тайне. Необходимость лгать чрезвычайно ее угнетала, но к несчастью, у нее не было выбора. Человек, нанявший ее, настаивал на полной секретности, и Хейли пришлось подчиниться.